* * *
Часы, которые Зоя провела в больнице, освобождаясь от ребенка, показались Юре вечностью. Сначала он пытался читать, но буквы прыгали перед глазами и не складывались в слова. Потом он просто сидел, уставившись в стену. Воображение рисовало страшные картины, что сейчас делают с Зоей. Он чувствовал себя бесконечно виноватым и почти жалел, что согласился на это. «Надо было, наверное, оставить ребенка», — мелькнуло у него в голове, и он чуть не застонал. Только одно слово, и Зоя бы согласилась. Она любит детей. А сейчас можно сказать, что он убил его собственными руками. Нет, не собственными, он заплатил, чтобы это сделали другие. Не в силах усидеть на месте, он вскочил и принялся ходить взад вперед, но само здание подавляло его своей тяжестью, не давая вздохнуть. Он выбежал на улицу и принялся ходить кругами вокруг больницы, заглядывая в окна и пытаясь угадать, где же его Зоя. Он даже не предполагал, что так будет переживать. Мысль, что ей делают больно из-за него, была невыносима. «А вдруг она не будет больше со мной встречаться? Что, если она не сможет мне этого простить?» — вопросы теснились у него в голове, отдаваясь тупой болью в висках.
Когда Зоя, наконец, появилась в холле, он бросился к ней и еле удержался, чтобы не прижать ее к себе.
— Как ты? — обеспокоено спросил он, вглядываясь в ее необычно бледное лицо.
— Да вроде нормально. Только слабость страшная после наркоза и почему-то очень хочется есть.
Он взял ее под руку и повел к выходу, но потом остановился:
— Нет, ты лучше посиди здесь, в кресле, а я поймаю машину.
Зоя покачала головой.
— Нет, пойдем вместе. Я не останусь здесь больше ни минуты.
— Хорошо, хорошо, — он распахнул перед ней дверь, и они вышли на залитую солнцем улицу, оставив страшное здание за спиной.
— Давай немного постоим, — сказала Зоя, когда больница осталась за углом. — Мне нужно подышать воздухом.
— Вон там скверик, и есть лавочка, — Юра показал рукой. — Может, тебе лучше присесть?
Зоя посмотрела на него слегка раздраженно:
— Ты чего так беспокоишься, я нормально себя чувствую. Поверь мне, моральное ощущение гораздо тяжелее. Уж лучше бы мне было больно, это хотя бы отвлекало.
— Зоя, любимая моя, ты не поверишь, что я чувствовал, пока ты была там. Я так беспокоился за тебя, столько всего передумал, и ты знаешь, — он остановился перед ней, — Я понял единственную вещь, что без тебя я не смогу. Ты лучшее, что у меня есть в жизни, поэтому я тебя прошу, — он замолчал, и Зое показалось, что она даже заметила слезы у него в глазах, — Я прошу тебя стать моей женой.