Вадик открыл дверь своим ключом. Екатерина Ивановна вышла в коридор и грозно заявила:
— Явился, значит, блудный сын!
Я выступила из-за спины Вадика и пискнула:
— Здравствуйте!
Она бросила на меня беглый взгляд и обрушилась на Вадика:
— Да как ты смел так поступить со мной! Я ночей не спала, не знала, жив ли ты. Как ты мог укатить на юг без разрешения, да еще с девчонкой из этой семьи? Да тебя посадит ее мамаша только за то, что ты рядом с ней стоишь. Сколько раз я тебе говорила, держись от нее подальше. А что это за розы в ведрах? Вы что, их украли? Господи, ну послал же Бог сынка.
Я никогда не видела ее в таком состоянии. В ее глазах стояли слезы, а голос дрожал и срывался на визг. Вадик молча стоял в углу, видимо, тоже ошарашенный.
Я решила взять огонь на себя.
— Екатерина Ивановна, — начала я спокойно и твердо. — Вадик не виноват, это была моя идея поехать на юг, с ним или без него, я бы все равно уехала, так сложились обстоятельства. А он, как хороший друг, пришел мне на помощь, и не позволил уехать одной. Вы можете им гордиться! — выпалив свою тираду, я твердо посмотрела ей в глаза.
Она смахнула слезы и ушла в ванную, буркнув:
— Идите на кухню.
Она долго отсутствовала, лишь было слышно, как в ванной текла вода.
Мы сидели за столом, Вадик разглядывал свои руки, а я спросила:
— Ты же говорил, что все ей рассказал?
— Я обманул, — честно признался он. — Я боялся, что ты тогда не пойдешь к нам.
Я хотела ему сказать все, что о нем думаю, но в этот момент Екатерина Ивановна вернулась и села за стол.
— Вика, тебя надо было бы выпороть… — начала она.
— Давайте я вам все расскажу, — перебила я, — Тогда, может быть, вы не будете считать меня сумасбродкой.
И я начала рассказывать, о маме, о том, как она полюбила другого, про папин уход из жизни, о том, как я не могла оставаться дома, и, наконец, о том, что мама собирается снова замуж. Но это ее, мамино, личное дело, просто я не хочу в этом участвовать, я не буду жить с ними, я собираюсь начать собственную самостоятельную жизнь и жить отдельно, а также зарабатывать себе на жизнь.
Во время моего рассказа меня никто не прерывал, две пары внимательных глаз не отрывались от моего лица, в заключении я сказала:
— Екатерина Ивановна, вы можете сейчас позвонить моей маме и сообщить ей, что я здесь, вы можете просто выгнать меня, и вы будете правы. В любом случае я не вернусь домой — это мое решение.
Я смахнула некстати выступившие слезы и ушла в ванную, предоставив им возможность все обсудить. Холодная вода остудила горящие щеки, но, к сожалению, не смыла моих слез. Я сидела на краю ванной и проклинала свой бестолковый, почему-то называемый прекрасным, возраст, из-за которого я не могла распоряжаться своей жизнью, так как хочу, и по-прежнему оставалась зависимым от воли взрослых существом.