– Не пугайся. Небольшая дурнота. Наверное, из-за этого ужасного запаха.
– И правда, он был ужасным. Падаль какая-нибудь. Крыса или…
Марина согласно кивнула. Наконец ее бледность прошла, щеки снова порозовели.
– Мне просто надо поесть. Пошли уже. Герман небось уже волнуется.
Мы пошли к ее дому. Кафка ждал нас у кованых ворот. На меня он взглянул холодно, а Марину приветствовал, кратко, но дружественно потершись о ее лодыжки. Я размышлял, как прекрасно быть котом, когда раздалась та самая небесная музыка, что увлекла меня ночью в этот сад – голос, певший из граммофона Германа. Музыка заполнила сад, как неудержимые весенние воды.
– Что это за музыка?
– Это Делиб.
– Никогда не слышал.
– Лео Делиб. Француз. Композитор, – объяснила Марина. – Не проходили в школе?
Я пожал плечами.
– Это из его оперы «Лакме».
– А кто поет?
– Моя мама.
Я смотрел на нее в изумлении.
– Твоя мать – оперная певица?
Марина ответила бесстрастно:
– Была певицей. Она умерла.
Герман ждал нас в большой гостиной – просторной овальной комнате. С потолка струился, разбиваясь на разноцветные искры в хрустале, свет большой люстры. Отец Марины оделся почти как на дипломатический прием, строго соблюдая этикет, – костюм, жилет, красивые седые волосы безупречно причесаны. Выглядел он, словно вышел из глубин времени – примерно из конца девятнадцатого века. Мы расселись за столом, сервированным серебром на белоснежной льняной скатерти.
– Как приятно, что вы разделите с нами обед, Оскар, – сказал Герман своим негромким голосом. – Не каждое наше воскресенье украшено таким приятным обществом.
Посуда была тонкого фарфора – любой антиквар затрясся бы от жадности. В меню же был только суп с аппетитным запахом и свежий хлеб. Больше ничего. Пока Герман наливал суп мне, как гостю, первому, я подумал, что весь этот парад устроен ради меня. В этом доме был музейный фарфор, фамильное серебро и обычай воскресного парадного обеда, но не было денег на второе блюдо. Больше того, не было и электричества. Дом освещался свечами. Герман словно прочел мои мысли.
– Кажется, вы заметили, Оскар, что у нас нет электричества. В самом деле, это так. Мы как-то не очень доверяем современной технике. Да и как доверять силе, которая может перенести человека на Луну, но не может дать каждому хлеба досыта?
– Возможно, дело не в самой технике, а в тех, кто ее использует, – предположил я.
Герман, обдумав мой ответ, кивнул с медлительной торжественностью – не знаю, искренне убежденный или просто из вежливости.
– Я чувствую в вас, Оскар, философскую жилку. Вы читали Шопенгауэра?