Марина (Сафон) - страница 38

Но с появлением новой фигуры на шахматной доске жизни все поменялось. Ева Иринова была звездой Королевского театра, превращавшей все спектакли со своим участием в успешные. Этой молоденькой русской было едва девятнадцать, а ее красота и талант уже успели насмерть поразить толпы поклонников в Париже, Вене и других европейских столицах. Ева путешествовала в сопровождении двух странных персонажей-близнецов, Сергея и Татьяны Глазуновых, которые вели себя как ее опекуны и продюсеры. Поговаривали, что юная дива и Сергей были любовниками, шептались, что сестра-близнец, зловещего вида Татьяна, спала в бутафорском гробу, позаимствованном из запасов Королевского театра, что Сергей – один из убийц русской царской семьи Романовых, что Ева умеет общаться с духами умерших… Какого только вздора не несли неистощимые на выдумку обитатели кулис о прекрасной русской, и все это только добавляло известности Ириновой, которая и без того держала Барселону под своим изящным каблучком.

Слухи о легендарной красавице не обошли и Колвеника. Заинтригованный, он посетил представление, чтобы самому увидеть, вокруг чего люди поднимают столько шума. В тот же вечер Колвеник был побежден ее красотой; отныне после каждого спектакля он буквально устилал розами ее театральную уборную, а через два месяца снял ложу в Королевском театре. Не было ни одного представления с участием Ириновой, чтобы он на нем не присутствовал, пожирая глазами свою богиню. Все это, разумеется, было восхитительной комедией для театралов Барселоны, не пропускавших ни одной детали любовного сюжета. В один прекрасный день Колвеник собрал на совещание штатных адвокатов компании и поставил перед ними задачу провести переговоры с импресарио театра Даниэлем Местресом. Идея была в том, чтобы перекупить долги, в которых погряз старый театральный дом, снять его здание и полностью переоборудовать от подвалов до крыши, сделав в результате лучшим залом Европы. Создать сверхсовременный театральный зал, снабженный самыми новыми техническими средствами, и положить его к ногам обожаемой Евы. Дирекция театра уступила довольно быстро, ибо устоять перед подобной щедростью было невозможно, и новый проект Большого Королевского театра был утвержден. В тот же день Колвеник сделал Еве предложение – на превосходном русском языке. Она его приняла.

После свадьбы новобрачные должны были поселиться возле парка Гуэлль, в доме, о котором можно только мечтать. Колвеник сам сделал первые наброски, которые послал для разработки в знаменитую архитектурную мастерскую Суньера, Балселлса и Баро. Говорили, что подобная сумма не вкладывалась в частный особняк за всю историю барселонской архитектуры – а это что-нибудь да значит. Надо сказать, что далеко не все наблюдатели любовных безумств Колвеника были ими в равной степени очарованы. Так, совладелец Вело-Граннель не одобрял романтических порывов коллеги. Он всерьез опасался, что в стремлении превратить Королевский театр в восьмое чудо света его именитый, но впавший в любовное безумие собрат запустит руку в основные фонды производства. Кстати, он не так уж сильно ошибался. К тому же начали циркулировать неприязненные слухи, спекулирующие на темном происхождении Колвеника, упоминались какие-то его неприемлемые привычки, осуждалось даже само его изобретательство. Большая часть слухов не достигала прессы, разбиваясь о безупречную репутацию фабрики. Деньги не дают счастья, любил повторять Колвеник, но все остальное на них вполне можно купить.