В глазах доктора появился страх, он распахнул рот, судорожно вдыхая.
— Отпусти его, — Алекс придержал моряка за руку. — Это не ложь. Человеческая память так устроена. Она постоянно проигрывает события, как в записи, копирует их и уничтожает исходники. Но эти копии — не точные клоны первичной информации, они — ее пересказ. Поэтому людям свойственно что-то забывать или запоминать в искаженном виде. А если какой-то участок воспоминаний заблокировать, он не будет перезаписываться. То есть фактически — сотрется.
Вадим медленно разжал пальцы и брезгливо отряхнул руки. Доктор рухнул назад на стул, который захрустел под его тяжестью.
— Какого хрена?
«Зачем было так с нами поступать? Мы что, крысы какие-то? Кролики?!» — Вадим чувствовал, как тяжело бьется сердце. Он тоже совсем не мальчик, и переживания так просто не проходят. На секунду перед глазами потемнело, но он взял себя в руки.
— Что это был за проект? Какое задание?
— Я не знаю.
Кулак Вадима просвистел в воздухе. Рагульский сжался, закрывая голову руками:
— Я не знаю! Клянусь! Не знаю!
Он пугливо выглянул из-под руки, посмотрел на разъяренного моряка, затем на Алекса, который будто между прочим проверил наличие патронов в магазине. Выпучив глаза, он хриплым шепотом прокричал:
— Я могу назвать адрес, куда сдавал отчеты.
— Москва, Кремль? — горько усмехнулся Вадим.
— Нет, — доктор был даже удивлен таким предположением. — Это в ГДР, тьфу ты, в Германии. Мюнхен.
— Мюнхен? — не веря собственным ушам, переспросил Вадим. — У немцев? Какого лешего?
— I know… I think, — произнесла Сэб, прислушиваясь к их разговору. Она переглянулась с Алексом, и тот согласно кивнул.
— Что? Чего вы тут перемигиваетесь? — прошипел Вадим, отходя от Рагульского.
Они отодвинулись к выходу, чтобы доктор их не услышал.
— В Мюнхене находится один из важнейших штабов тамплиеров, — сказал Алекс на английском. — Второй по величине после Лондона.
— Ух ты, вот это да! — фыркнул Вадим. — А какое это имеет отношение к «Гидре»? Я советский солдат, мальчик! Нам тогда фашисты поперек горла были.
— Вам — не спорю. А то, что ваши государства имели тесный контакт до Второй Мировой и после — это факт, с которым нелепо спорить.
— Насрать мне на ваши факты, — прорычал моряк. — К черту. К черту!
Он бросил взгляд на сгорбленного Рагульского, развернулся и стремительно покинул катер. Спрыгнув на берег, утонув по щиколотку во влажной гальке, он почувствовал себя лучше, но мерзкое ощущение не покидало. Будто он испачкался, но не снаружи, а изнутри. Так запросто не отмоешься.
Он сунул руки в карманы джинсов, пошел вдоль побережья. Время к закату, солнце устремилось к горизонту, будто и впрямь небо было пологим. Вода потемнела раньше неба и сразу стала какой-то отталкивающе-холодной. Вадим остановился, уперев взгляд в горизонт.