Он изобразил руками взрыв и сочувственно покачал головой.
Вадим сел прямо на пол. Ему вдруг стало тяжело стоять, согнувшись над экраном, и слушать о том, что случится с его мозгами. Все это походило на какой-то фарс, затяжной бред после паршивой попойки. Еще недавно он был одним из тех, кто живет на скудную пенсию, ругает политиков и мучается головными болями. Но от чего-то же он бежал в ночные клубы, туда, где беснуется молодежь, чтобы заглушить… заглушить что?! Что его заставили забыть?
— Я согласен попробовать, — сказал он.
— Мужик, ты не понял, — Колин покрутил пальцем у виска. — У тебя почти нет шансов.
— Это я как раз уже понял, доходчиво объяснили. Если я не вспомню, то не смогу вам помочь. А если не помогу, то от меня избавятся, как от бешеной собаки.
Он посмотрел на Алекса, но тот не изменился в лице, не стал отказываться от своих угроз. Только Ирэна заметила:
— Я бы сделала так же.
— Так что давайте без сантиментов. Я готов. А что там дальше будет, одному Богу известно.
— Спорный вопрос, — встрепенулся Колин, но Сэб ударила его по колену:
— Не сейчас.
Вадим смотрел, как расстилают коврик, распутывают провода.
«Дожились, — подумал он. — Раньше я о варёнках мечтал и «Битлов» на бобины записывал. Теперь у всех телефоны размером с червонец, а мне собираются выпотрошить мозг. Снова».
Сэб скопировала оцифрованное значение ДНК Вадима из графы «объект» в графу «предок».
— Желаю нам всем удачи, — сказала она, глядя, как Алекс и Колин надевают на Вадима датчики.
Снова это странное чувство, будто голова отделяется от тела, словно через вскрытую черепную коробку сквозит радужный поток. И вдруг все прекратилось. Темно. Очень темно. Душно. Нечем дышать. Он задыхается.
— Вадим! Ты меня слышишь?
— Он без сознания. Отклика нет.
Невероятный шум в ушах. Бах! Бах! Дрожат барабанные перепонки.
Это взрывы? Слишком ритмичные. Сердце, так стучит его сердце.
— Вадим!
— Он не слышит.
— Выводи его.
Снова в ушах шорох, будто голова погружается в песок. И тут началось. Нет, память не мелькала перед глазами, как немое кино. Всё было совсем не так. На виски давило изнутри, глазные яблоки грозились лопнуть. Адская боль скрутилась венком вокруг черепа.
Всё стало так четко, ясно. Старые сложенные, утрамбованные воспоминания развернулись, расправились, набрали объема. В прежний потертый чемодан их больше не уложить.
— Давление растет.
— Выводи.
— Не могу. Это его убьет.
Он видел все в одночасье. Собственное рождение и выпускной, встречу с ассасином в туалете клуба и покупку батона в магазине. Всё это происходило в одну единицу времени. Память острым сверлом ввинчивалась ему в мозг.