Когда сестра зашла в мою комнату с маленькой знакомой мне бутылочкой, я отрицательно покачала главой. Сначала она восприняла это спокойно и спросила, почему это я веду себя не так, как всегда. Я спросила у нее название лекарства. Она ответила, что у меня два выхода: или я принимаю лекарство, или мне их будут вводить силой с помощью шприца. Я снова отказалась. Сестру это не удовлетворило. Она вышла, размахивая руками, как оловянный солдатик.
Естественно, вернулась она уже не одна. С невозмутимыми лицами они подошли к кровати, говоря мне о сотрудничестве и медицинских показаниях. Сейчас я не боялась их. Я была слишком сердита на них, чтобы бояться и была намерена бороться до конца.
Когда они начали окружать кровать, сестра с мелкими кудряшками вышла вперед. Я рассматривала ее. Она обратилась ко мне тихим, но властным тоном, я слушала. На ее блузке, как и у других, была приколота карточка, на которой я прочитала: «Карен». Она использовала все возможные доводы, лишь бы убедить меня. Обещала, что доктор Грин (как я его про себя называла) даст мне все пояснения относительно использования лекарства, говорила, что я умный человек и должна понять, что цель врачей — прекратить беспорядок, в котором я нахожусь. Это всего-навсего средство, необходимое для лечения болезни. Никто не хочет причинить мне вреда, сделать мне хуже. Она делала ударение на том, что я должная верить в это.
Я спорила, говорила, что никогда в жизни не принимала даже аспирин. Силы мои исчерпались — я закричала. Бесчисленные змеи вылезли из-под кровати, их лица морем ночных ужасов надвинулись на меня. Я бросилась к Карен, умоляя ее прогнать этих монстров. В конце концов, я подчинилась, и игла успокоила меня.
Письмо
Карен назначена моей постоянной медсестрой. Ежедневно я забрасываю ее вопросами о счетах и лечении. Она терпеливо рассказывает о положительных следствиях терапии и психиатрических лечебных процедур, ссылаясь при этом на доктора Грина, которому можно доверять. Мне тяжело в это поверить. Как можно доверять человеку, который уверен, что я сумасшедшая? Я не могу быть и не буду больной. Я отказываюсь.
С Карен легко говорить, у нас с ней полное взаимопонимание. Есть и другие врачи, с которыми легко общаться, но все же не так, как с Карен.
В больнице есть медбрат, который играет на фортепиано, когда на него снисходит вдохновение. Он и в самом деле одаренный человек: хорошо поет блюз и рок. Когда я слышу издали его игру, мне хочется пойти в комнату отдыха и послушать его, но я каждый раз сдерживаю себя. Я не хочу, чтобы они думали, что хоть что-то нравится мне в больнице. Это может стать фатальным в решении моей судьбы.