Почти.
В День благодарения, естественно, нельзя не сделать исключение. Столько еды, что устоять невозможно, а пребывать в состоянии раздутости ей невыносимо. На Рождество тоже, и на Пасху. А еще пикники. В остальное время она ела и съеденное удерживала в себе.
И все бы ничего, но в один прекрасный день, опорожнив желудок, она среди комочков непереваренной пищи заметила кровь.
Это были макароны с сыром, вспомнила Лиз. Маленькие кусочки, залитые кровью, как соусом.
Она так перепугалась, что с ней случилась истерика. Сидя у стены, она проплакала целых полчаса, ведь каждый час от голода умирают девятьсот человек, а она тут, пожалуйста, пытается пополнить их ряды.
Когда слезы высохли, Лиз посмотрела на себя в зеркало и поклялась, что больше никогда не будет выташнивать пищу.
Правда, вскоре она пойдет на пляжную вечеринку и будет смотреть на небо с вершины башни желаний. Вскоре они купят бальные платья, сделают прически, придут на танцы, и Кенни сообщит им, что она беременна. Вскоре она будет наблюдать, как Джулия удваивает свой недельный запас пакетиков с порошком. Вскоре Лиз будет целоваться с парнем Кенни, потом придет домой и придумает план.
Вскоре она возненавидит то, что увидит в зеркале, и попытается изменить это единственным известным ей способом: два пальца в рот – и ужин в унитазе.
За пять дней до аварии именно так она и поступила.
Перерыла всю кухню. Устроилась на белом диване перед орущим телевизором, стала жевать чипсы. Выпила почти литр апельсиновой газировки. Достала из буфета ореховый пирог, положила сверху ванильное мороженое и взбитые сливки, а потом, взяв вилку, принялась с жадностью его поедать. Была еще тарелка с ребрышками из ресторана, что находится на этой же улице, и целая миска с остатками равиоли из итальянского кафе, что в центре Меридиана.
Она ела и ела, стараясь удержать пищу в себе.
Сколько еще дерьма можно в себя вместить?
Вопрос был риторический.
Ответ: Больше нисколько.
Лиз отставила в сторону пластиковый контейнер и форму для выпечки пирогов, жестянку из-под взбитых сливок и пустую коробку из-под мороженого, бутылку из-под газировки и пакет из-под чипсов и встала с дивана. Половицы заскрипели под тяжестью ее тела.
Спустя десять минут она сидела на холодной плитке, головой прислонившись к ванне, не в силах пошевелиться. Она так устала, что лучше б ей вообще никогда не шевелиться. Лиз думала о том дне, – в седьмом классе – казалось, это было так давно, – когда она, глядя на свое отражение в зеркале, дала себе слово и была уверена, что сдержит его.