Иногда к Володе приезжала из деревни та самая сестра — баба прямодушная и чрезвычайно подозрительная к городским людям. Она приходила в столовую, проверяла, как работает Володя, справно ли ему выдают зарплату, за что с него высчитывают.
В дни приездов своей опекунши Володя приходил чисто выбритым, вымытым. Дыры на его фуфайке были аккуратно зашиты, залатаны, и клочки ваты не выбивались из них. Но проходило время, и фуфайка рвалась, штаны внизу мохнатились, а на лице Володином появлялась знакомая рыжая щетина.
Володя находился на самой нижней ступеньке общепитовской лестницы, и это его устраивало. Что же касается начальства, то оно не просто было довольно Володей, но даже очень им дорожило.
И так бы все и шло своим чередом и ничто не омрачало бы безоблачной Володиной жизни, если бы на горизонте в один прекрасный день не появилась новая работница по залу Маруся. С самого начала она люто возненавидела Володю.
И теперь при каждом его появлении в общий веселый гостеприимный хор всегда вплетался один недружелюбный голос:
— Ну, пришел. Ч-черт косолапый.
Знакомство их случилось при самых неблагоприятных обстоятельствах. Однажды Володя, протискиваясь между столами, нечаянно столкнул локтем составленную Марусей стопку тарелок с остатками щей и гарниров. Маруся как раз собиралась отнести эти тарелки в посудомойку, когда раздался сильнейший грохот. Обернувшись, она увидела полный разгром. А Володя с величайшим удивлением посмотрел на кучу из фарфоровых осколков и остатков еды и, ни слова не сказав, двинулся к выходу. Это окончательно вывело Марусю из себя:
— Ну, кто оплатит эти тарелки? Я, что ли?
— Спишут, спишут, Маруся, не расстраивайся, — успокаивали ее.
Она разошлась еще пуще.
— Да на каждого дурака списывать — государство тарелок не напасется. Ух ты, чучело гороховое. Их, мерзавцев, только повадь. Паразиты. Чтоб им…
Под конец дело дошло до таких крепких словечек, которые в женском обиходе вообще неупотребительны. Попутно выяснилось, что чучело гороховое — не один Володя, а вообще все мужики. Что все они — народ никчемный, все дармоеды, нахалы и обманщики. Последнее к Володе уже не могло относиться, но на это был сделан особенный упор.
В общем, имела Маруся, видно, старые счеты к определенной части человечества, и Володя очутился случайно в положении ответчика. Теперь, после каждого его появления, сопровождаемого со всех сторон ласковым и приветливым «Володя», «Володенька», Маруся наперекор всем ворчала:
— Черт знает что за человек — ни рыба ни мясо, ни мужик ни баба.
На нее набрасывались с упреками. Она отмалчивалась. Но потом, когда утихал разговор, опять начинала с каким-то даже изумлением: