Фиеро со спутниками, сопровождаемый несколькими грустными монахинями, прошел в здание. В большом зале они остановились. Здесь было светло и пахло ладаном. Солнечные лучи, окрашенные в витражах праздничными колерами, наискось пронизывали пространство между рядами колонн, в разноцветных столбах света плясали золотые пылинки, свивая спирали в неспешном танце, под высокими сводами копился серый сумрак. Здесь душу охватывал светлый покой и умиротворение, здесь было мирно и радостно.
– Итак, – останавливаясь, произнесла настоятельница решительным тоном. – Вам угодно побеседовать с сестрой Амелией.
Это прозвучало скорее утверждением, нежели вопросом.
– Да, – кивнул Фиеро, – и чем скорей мы с принцессой придем к согласию, тем раньше мои люди покинут монастырь. Где Амелия? Велите позвать ее!
– За ней уже пошли. Но здесь нет принцесс, только сестры, только невесты господни. Беседуя с сестрой Амелией, помните, что и она…
– Невеста господня? – перебил герцог. – Ничего, невеста не жена. Послушайте… э…
– Сестра Лазония, – назвалась настоятельница. – Вы желаете увезти сестру Амелию из монастыря? Монахиню?
– Насколько мне известно, она не монахиня, – заметил Фиеро и оглянулся. – Отец Фомас?
Викарий скроил печальную мину и выступил из-за колонны, где собирался переждать опасный разговор.
– Господину моему епископу Меригену, – пробормотал он, глядя в пол, выложенный красными и желтыми плитками, – доподлинно известно, что ее высочество не приняли обета.
– Мериген, – с неожиданной злостью прошипела настоятельница, – вот, значит, как… И вы все решили, что наша обитель отпустит Амелию и лишится преимуществ, связанных с пребыванием ее здесь?
– Ничего из даров, принесенных ее высочеством, – торопливо объявил герцог, – не будет отнято у обители! Но поймите, стране нужна королева… и король…
– Вы?
– Я. Знать Рнентонны союзна со мной, так что… – герцог широко развел руками. – У вас нет выбора.
Настоятельница кивнула и, не оборачиваясь, помахала рукой. Из-за колонн в полосу света выступила Амелия.
– Ну, не стану вам мешать, – произнесла сестра Лазония, и Ренгану почудилось в ее голосе злорадство. – Идемте, сестры.
Но наемник не глядел на настоятельницу, не слушал, как Фомас, пристроившись к уходящим вдоль галереи монашкам, бубнит, что утекающее процветание обители могло бы поддержать обретение священной реликвии, подлинной нетленной главы святой Энигунды… Он не глядел, как Фиеро, облизывая пересохшие губы, опускается на колено и как Норган, прислонившись к колонне, теребит рукоять кинжала.
Сейчас Ренган видит только ее… Белое одеяние послушницы выделяется среди разноцветных солнечных лучей… неправдоподобно тонкая талия и напряженно стиснутые руки… Губы, которые Ренган помнил розовыми и улыбающимися, побледнели и судорожно сжаты, под глазами лежат широкие темные тени, а великолепные черные волосы скрыты под грубой тканью барбетты, от чего лицо кажется уже, а глаза – больше… Ренган глядит на Амелию, Амелия глядит в сторону, в разноцветную пустоту между колонн…