– Некейва, отпусти раввина! – он-таки оттащил несчастного Фишмана за красную взлохмаченную бороду от сдобных цицек, не в пэсах будет сказано.
Каплун взметнул костыль, как посохом Моисей перед Исходом.
– Ну, за мацой, евреи, становись!
Потняки пихали грудастых евреек и двигались за «командиром».
– Нумер айн, босяки! – и огрел костылем очкастого счастливца, как благословил.
Фишмана донимали интеллигенты.
– Рабби, кто главнее – Моисей или Аарон?
– Где? – Фишман вздохнул полной грудью, свел лохматые брови к носу. – Где ты их, сволочь, видел!? Сойди с моей ноги!
На лестнице курили отъежанты.
– Ничего не берите. Там все есть.
– На каждом углу – холодильник.
– Бесплатно?
– Они все выбрасывают на улицу и покупают новое. Телевизоры цветные выбрасывают!
– В Израиле?
– Нет, в Монголии.
– Зять отправил мотоцикл, самовар, матрешек.
– Через Одессу? Мишигенер, а если вас не выпустят?
– Что вы расстраиваете человека? Вы пришли за мацой? Ге й ин дрейд. Антисемит!
– Сам такой! От таких мы убегаем.
– Вы убегаете от собственной тени.
На лестницу поднялись отказники: маленький Гриша Розенштейн. Мистик с авоськой и жиденькой бородкой а-ля хабад-любавич. Он улыбался, словно у него уже талон в кармане. Он счастлив, что сбежал от жены. Его окликнул Ваня Гой.
Галахический Ваня Гой раздавал агитку «Домой!» размером с ладонь.
– Сам сделал? – у Гриши от холодного пива голос сел; он и сам того и гляди сядет за самиздат.
– Голубь в клюве принес, – у Го я мамина улыбка.
Тем временем, уличная толпа окружила море Эссаса. Из рюкзака его торчала маца, как крылья ангела.
– Финики на пэсах едят?
– Нет.
– Мы харосет сделали из фиников.
– Шоколад тоже нельзя.
– А водку?
– Раз нельзя хлеб, значит и водку.
– Азохен вей, бояре, а шо же можно?
На Горку поднялись трое нездешнего вида: бруклинские хасиды.
– Делаешь алия?
– Ай эм Миша, энд зис из май вайф Софа, энд … э-э, я инвалид Отечественной войны, закончил рабфак, а вот жена моя – врач, она дороже меня.
В ней всего было больше, чем в нем: и костей, и мяса, и жизни. Она улыбнулась и стала похожа на триумфальную арку.
– А ты сколько рублей?
– Я закончил университет, – Эссас потер правый глаз, правый – это к пьянке. – Пятнадцать тысяч плюс десять тысяч за жену – институтку.
– Мама моя царские курсы заканчивала, – раздалось их толпы. – За что большевикам платить?
Указ Президиума Верховного Совета СССР «О возмещении гражданами СССР, выезжающими на постоянное место жительства за границу, государственных затрат на обучение» мало кто принимал всерьез, потому что мало у кого были деньги. Но иностранцы, видать, только об этом и хотели говорить.