Когда сержант Клеммонс прибыл на машине к дому номер 12305, дверь ему открыла та самая миссис Юнайс Меррей. На вопрос сержанта, есть ли в доме еще кто-нибудь, она сообщила, что возле покойной находятся оба ее врача — психиатр доктор Гринсон и терапевт доктор Инглберг — и что прибыли они в половине первого ночи. Если вспомнить, что звонок Инглберга прозвучал в полицейском отделении 35 минут пятого, то первый же вопрос, вызвавший недоумение и так и не нашедший своего ответа: почему врачи оповестили полицию лишь спустячетыречаса после того, как они зафиксировали смерть?
На широкой низкой постели распростертое по диагонали и накрытое простыней лежало тело…
Сообщая о смерти Мэрилин, по-видимому, именно Инглберг первым заявил о самоубийстве — с тех пор его версия стала официальной. Во всяком случае, когда Клеммонс прибыл на место, оба врача сразу же показали ему целую груду флакончиков с лекарствами на ночном столике. На этикетке одного из флакончиков значилось «Нембутал. 50 таблеток». Он был пустым. Инглберг подтвердил, что рецепт на него он выписал два дня назад. Вывод напрашивался сам собой: подобная доза сильнейшего снотворного не могла не стать смертельной. Что и было объявлено в утренних выпусках радио и телевизионных новостей.
«СЕГОДНЯ РАНО УТРОМ АКТРИСА МЭРИЛИН МОНРО БЫЛА НАЙДЕНА МЕРТВОЙ, ПО-ВИДИМОМУ, ОТ ЧРЕЗМЕРНОЙ ДОЗЫ СНОТВОРНОГО. ЕЕ ОБНАРУЖИЛА ЕЕ ЖЕ ЭКОНОМКА ЮНАЙС МЕРРЕЙ. МИССИС МЕРРЕЙ БЫЛА ЕДИНСТВЕННОЙ, КТО В ЭТО ВРЕМЯ НАХОДИЛСЯ С НЕЙ В ДОМЕ».
Между тем ничего еще было не ясно, и, кроме загадочного, казавшегося даже презрительным, многозначительного молчания обоих врачей да сбивчивых рассказов миссис Меррей, у полицейских в руках не было ровным счетом ничего. Более того, сержанта Клеммонса поразило одно обстоятельство, в иных случаях, может быть, и несущественное, но сейчас — при самоубийстве лекарством — кажущееся попросту странным. Квартира самоубийцы предстала перед полицейским в идеальном порядке: гостиная, спальни, ванные — всюду было прибрано и вычищено, даже флакончики с лекарством на ночном столике стояли один к одному, что, видимо, соответствовало привычке к порядку, каковой и следовала домоправительница… Соответствовало ли это привычкам хозяйки дома — вот вопрос. Во всяком случае, если даже это и так (сержанту-то это было, естественно, неизвестно), то оставалось предположить, что, решив покончить с собой, Мэрилин проглотила все пятьдесят (!) таблеток, аккуратно завинтила колпачок флакончика, после чего мирно и спокойно, среди образцово прибранной квартиры, отошла в мир иной… Насколько это правдоподобно, пусть судит читатель, знакомый с привычками и характером героини моей книги, но медики уже и тогда были согласны в одном: чрезмерная доза сильного снотворного — отнюдь не легкий и весьма не безболезненный способ умереть: муки удушья, предсмертные конвульсии, чудовищная рвота, как и при любом отравлении, беспорядочные метания — вот что ждет самоубийцу. При такой агонии (а это была бы самая настоящая агония) идеально прибранная квартира, какой она предстала глазам сержанта Клеммонса, совершенно нереальна.