К тому же, художника ждет много душевных мук за свои творения. В какой дом они попадут? Будут ли они в сохранности? Оценят ли их новые владельцы, или их купили только оттого, что они подходят к обоям?
На счет последнего, впрочем, Джон Лэлли вряд ли волновался. Спутать работы Лэлли с другими невозможно, не отличить их от декора для стен — также. Он был тем, что именуется иногда галерейным художником: его творения были созданы для голых огромных стен и смотрелись на расстоянии, в большом пространстве. Там приглушенные крики изумления, шока или отвращения быстро гаснут в густом музейном воздухе. (Какая горестная судьба у картин, наверное, думал об этом сам Джон Лэлли. «Котенок и рука» — была долгое время засунута в щель между двумя соснами в саду, где могла бы вызывать восхищение вольных птиц, что предпочтительнее краткосрочного внимания людей, неспособных оценить эту вещь).
Что касается частных небольших галерей, то они берут около половины дохода от комиссионной продажи. Это все равно что помойки мира искусства. Пойдите на любой вернисаж и посмотрите на этих остолопов и зевак, на этих позеров, ахающих и охающих — и выписывающих чеки не глядя.
В целом, Джон Лэлли предпочитал дарить картины друзьям. По крайней мере, таким образом за ним оставался контроль за владельцами, на чьих стенах теперь они жили.
Но друзья? Какие друзья у Джона Лэлли? С той же быстротой, с какой очарование его личности завоевывало их, они и исчезали, пугаясь его паранойи и дурного нрава. Их было немного, поэтому их вполне можно обозначить и не как друзей, а как реципиентов его картин.
Вот так получилось, что, доведенный до болезни невозможностью разрешения проблемы хранения картин, или кажущейся невозможностью, Джон Лэлли был вынужден принять предложения Леонардос и оформить с его представителем договор на дарение. А Леонардос, в свою очередь (или, вернее, Клиффорд Уэксфорд), оказал Джону Лэлли дополнительные услуги: избавил его от мучительного надзора за его творениями; заново отстроили разбитый гараж; вмонтировали там кондиционер и поглотительную систему, дабы остальные картины могли храниться в нужных условиях. Чердак также был переоборудован при помощи Леонардос, чтобы полезный картинам северный свет проникал через крышу. Таким образом, Джон Лэлли мог по своему желанию рисовать в гараже, а хранить картины на чердаке, или наоборот. Но если картинам Джона Лэлли угрожало нанесение ущерба, то Леонардос вступал в права владения своей собственностью, а собственностью Леонардос творения Лэлли оказались благодаря неприметному пункту в договоре, добавленному Уэксфордом.