Серые глаза Лоренса опустились на слабые коричневые руки старика, скручивающие и раскручивающие край толстого одеяла. Время теперь измерялось звяканьем стекла, отголоском звука агонизирующего города за шахматной доской полей.
— Почему вы просите меня об этом? На целые месяцы я был отлучён от этого дома, вы отказывались видеть меня или говорить со мной…
Йорис Ван Норрис нетерпеливо скрипнул зубами.
— Я уже сказал, что у меня была весомейшая причина для того, что я делал. И у меня нет времени теперь на объяснения. Каков твой выбор?
— Я сделаю, как вы пожелаете.
Казалось, теперь кожа его деда обрела лёгкий намёк на цвет, и когда старик заговорил снова, в голосе даже проскользнула некоторая живость, памятная Лоренсу по прежним временам.
— Открой Суму Нищего, если ты помнишь как, и принеси мне футляр, который там найдёшь.
Лоренс подошёл к жерлу пустого камина и скорчился, чтобы забраться в трубу. Наконец его ищущие пальцы коснулись потайной пружины. Она мягко подалась и внутри открывшейся ниши юноша нашёл ювелирный футляр. Не обращая внимания на пыль на крышке, Йорис жадно схватил футляр и со щелчком открыл его. На выцветшей бархатной подложке замерцало ожерелье из золотых цветов. Лоренс глубоко вздохнул.
— Цветы апельсина!
— Именно так. И это самый уродливый образчик рококо, какой я когда–либо видел. Но учитывая их историю и стоимость вот этого, — старик коснулся выполненных из драгоценных камней сердцевин толстых цветов, — украшение можно смело назвать бесценным. И не пытайся носить его с собой — оно слишком хорошо известно чёрным псам, которые будут рыскать вокруг. Они будут разыскивать это во всех местах, с которыми был связан Дом Норрисов. Я не сомневаюсь, что даже Сума Нищего, этот тайник, сумевший устоять перед искусством ищеек Пармы, хорошо известен им. Но я сделал некоторые приготовления. В самом маленьком винном погребе — ты знаешь планировку — я установил один из тех «именных сейфов», о которых мы когда–то спорили. Помнишь?
Лоренс энергично кивнул:
— Те, которые устанавливаются на имя и могут быть открыты только когда буквы этого имени набраны на диске…
— Но у этого сейфа есть впридачу интересные особенности, — Йорис улыбнулся второй раз. — И они изобретены проницательными умами наших новых друзей — за что их следует поблагодарить. Германская фирма, где я приобрёл его несколько лет назад, заверила меня, что он единственный в своём роде во всём мире. Однажды закрытый и запертый именем, он не может быть снова открыт в течение двух лет. А если будет предпринята попытка добиться этого силой, содержимое уничтожит изрядная порция кислоты. Я позаботился, чтобы об этом дополнительном штрихе стало известно в нужных кругах, так что они не осмелятся вмешаться. За два года многое может случиться. Возможно, вы, зелёные юнцы, окажетесь правы, веря, что захватчики всё–таки просчитались. Если это так, то им, — золотые цветы струились меж пальцев старика, — лишние два года хранения не принесут никакого вреда. Если же в конце этого периода страна превратится в одно из порабощённых ими государств, тогда ты сможешь использовать свою изобретательность, чтобы выработать ответ. Я слишком стар для далеко идущих планов и слишком устал. Лишь молодой человек может играть в игру жизни в этом новом мире. Используй данный тебе ум в меру своих способностей. И может, он в конце концов победит. Теперь возьми это и убери подальше, — Йорис капризным жестом оттолкнул ожерелье в сторону. — Когда ты это сделаешь, возьми письмо, приготовленное для тебя Клаасом и уходи…