В конце концов эти адаптивные стратегии были выработаны опытным путем, чтобы помочь нам выжить. Без них, возможно, у нас не получилось бы выбраться из детства. Но готовы ли мы и дальше оставаться в полной власти этих приобретенных рефлексов, – теперь, когда уже известно, что они собой представляют? Согласны ли мы отказаться от права на взрослую жизнь лишь по той причине, что сохранили архаическое детское видение себя и мира, которое нужно оберегать изо всех сил? О чем речь – давайте, оберегайте этого ребенка, как и положено, только не давайте ему распоряжаться вашей взрослой жизнью. Помните, что место происхождения всех этих паттернов – это: 1) травматическое прошлое, 2) бессильный мир детства и 3) привязанность к узкому спектру вариантов выбора и ценностей этого мира. Вполне понятно, что в свое время имело смысл усвоить эти ценности, роли и сценарии как рефлективный способ вести предсказуемую, безопасную жизнь. Но теперь они лишь приковывают нас к железному колесу повторения. Не стоит осуждать эту историю: она такова, какая есть, какой и следовало ей быть, однако не отказывайте себе и в возможности настоящего. Изучайте рефлективные паттерны, подмечайте, где и как они проявляются, что приводит их в движение, какой ущерб они приносят вам или другим людям. И заново открывайте для себя, что взрослый в силах совладать с куда большим, чем ребенок. Тирания прошлого никогда не бывает столь сильной, как в момент, когда мы забываем, что прошлое не мертво, как однажды высказался Фолкнер, оно даже не прошлое. Забывая о присутствии прошлого, мы и дальше будем сидеть взаперти в той самой темнице бессознательного, о которой говорил Шекспир.
Задавая вопрос «Как получилось, что я стал тем, кем стал?», значительную часть ответа стоит искать в сознательном воздействии семьи и условий, которые окружали нас в детстве. Но несравненно большая часть жизни управляется тем, что идет из глубин, теми мощными паттернами, которые мы переняли и усвоили, чтобы выстоять в этом непростом мире взрослых. Да, они действительно помогли нам выжить, эти инструменты адаптации, и мы благодарны им за это, однако их автономия мешает разглядеть обессиливающее влияние прошлого и его постоянное возвращение. Ничего не остается, как оставить прошлое прошлому и выдержать тревогу, которая всегда была и остается спутником выхода за пределы предсказуемо безопасного прошлого.
Невозможна никакая свобода, никакой подлинный выбор там, где недостает сознания. Парадоксально, но сознательность обыкновенно приходит с опытом страдания; ну, а бегство от страдания и есть та причина, почему мы нередко предпочитаем оставаться в тесных, но таких привычных старых башмаках. Но голос психе никогда не умолкает, и страдание – первая из подсказок, что нечто взывает к нашему вниманию, ища исцеления.