— Ecoutez-moi[9], но ведь до моего рождения вы растили та mere, n’est-ce pas?[10] Прошу вас, моя милая няня, расскажите мне о ней, пролейте немного света на столь давние события! Мне не к кому больше обратиться: свидетелей прошлых лет больше не осталось, а те, кто что-нибудь знает, упорно молчат, как по чьему-то велению. Так странно и печально осознавать, что о самом близком человеке знаешь меньше, чем о любом другом из учителей или слуг.
Старушка внимательно и чересчур проницательно всмотрелась в Флорентину, решаясь на нечто важное и необратимое. Слегка поведя плечами, словно освобождаясь от наплывших воспоминаний, и еще больше сощурив старческие глаза, отчего они превратились в тонкие щелочки с расходящимися в стороны глубокими морщинами, она села удобнее в плетеном ротанговом кресле и, взяв в умелые руки почти законченное вязание, мерным тоном начала свой рассказ. Под янтарными солнечными лучами, прорезающими витражное окно, сухая фигурка няни будто подергивалась рябью, отчего весь ее облик представлялся частью старинной истории, уже припорошенной извечной пылью времени.
— Pourquoi pas? Bien sur[11], ты имеешь полное право знать об этом. Не буду утруждать тебя выслушиванием подробностей и моих пространных размышлений: я всего лишь расскажу тебе вкратце семейную историю, ту, которую наблюдала в течение многих десятилетий, а выводы и мнения о ней останутся твоей собственной прерогативой.
Зная свою матушку меланхоличной и глубоко скорбной особой, ты вряд ли сможешь представить, сколь радостным и непоседливым ребенком она была. Да, в то время мы жили в столичном городе, в небольшом родовом особняке недалеко от исторического центра, в почитаемом и уважаемом доме с семьей важной и исключительно аристократичной. Она и в детстве была красивой малюткой, а к возрасту, в котором ты сейчас как раз находишься, расцвела пышным цветом, так что вопрос о замужестве встал с внезапной остротой. Многие семейства желали породниться с прекрасной юной девушкой, да еще с таким завидным наследством и приданым. Но если она и в детстве отличалась сумасбродством и своенравием, то с возрастом эти качества стали лишь сильнее, скрывшись от посторонних глаз покровом лисьей хитрости. Не скрою, мне, как ее гувернантке и наставнице, приходилось особенно тяжело: не раз, во время отчаянных авантюр, я становилась ее невольной соучастницей во всевозможных проделках и всеми силами старалась предотвратить порой неизбежную беду, когда разве что чудо спасало ее девичью честь и доброе имя.
— По вашим словам выходит, что она вела весьма распутный образ жизни, а он никак не подходит по характеру maman. Даже в игривую беззаботную юность сложно вообразить ее такой личностью.