– А знаете, как мервцы в путешествии обедают? Они нанизывают на нитку каждый свое мясо, и ту нитку опускают в общий котел. А потом не выбрасывают, ибо она уже пропиталась жиром и…
– Вы сговорились? Клянусь Всевышним, когда я буду готовить сикбадж, я не позову тебя за стол!
– Давай дальше, о Рафик!
И тут со стороны лагеря донесся призыв к рассветной молитве.
Все переглянулись.
Аккурат под холмом в зарослях репника и лютика пряталось крошечное озерцо со слабеньким ключом. Хоть бы омовение совершить…
На часы их ставил лично господин нерегиль. С бесстрастным лицом Тарик сказал: «Встанете по азану кверху жопой на коврик – повешу. Смотреть в оба».
Покашляв в кулак – а в небе плыл, плыл сладостный голос муаззина – Рафик предложил:
– Ну, давайте о чём-нить благочестивом тогда.
Все согласно закивали.
– Вот я, к примеру, знаю хадис: после еды Посланник Всевышнего облизывал палец и говорил: «Если бы мне принесли баранье плечо»…
– Тихо!
– Горе тебе, проглот, это хадис!
– Карматы! Они наступают!
Серая рассветная долина зашевелилась тенями: ничего не блестело и не звякало, видно, обернули оружие плащами и шли, опустив копья. Но шли – порядок за порядком, молча и неслышно.
– Да благословит Всевышний Тарика за его предусмотрительность… – пробормотал Сумама.
И в следующее мгновение они заорали во все шесть глоток:
– К бою! Карматы идут на нас!..
Их согласный рев поддержали все часовые и передовые отряды, укрытые среди пологих холмов долины:
– К бою-ююююю!..
С карматской стороны, словно в ответ, мерно забили барабаны.
Сумама вскинул щит и поправил ремень.
– Прощай, мученик, – улыбнулся ему Рафик.
– Всевышний велик, – улыбнулся ему в ответ Сумама.
В передовой отряд шли добровольно – и надев ихрам. В случае неожиданной атаки они должны были задержать врага и дать возможность снарядиться к бою основным силам. Задержать, сражаясь до последнего.
Приглядевшись к идущему под бой барабанов карматскому строю, Сумама прищурился: ишь ты, все в двойных кольчугах. И в хороших кожаных кафтанах между ними. Ну ничего, мы вам щас покажем, сукины дети…
– Всевышний велик… – снова прошептал Сумама.
Небо из серого стремительно становилось сизо-голубым. Светлело.
* * *
Холм Тал-аль-Джамуа,
тот же день, ближе к полудню
Привставая, как мальчишка, в стременах, аль-Мамун тянул шею и пытался разглядеть происходившее на правом фланге. Любопытно, как себя вел карматский предводитель – его огромный шатер, более походивший на садовый павильон, отчетливо белел на дальних холмах. Белел даже сквозь пылищу.
Слева, перед сине-золотыми порядками