Марваз вдруг понял, что зеркало светится вовсе не отраженным светом. Оттуда плескало ярким сиянием, словно в комнату пытался раствориться нездешний мир!
– О Всевышний, молю Тебя о защите… – широко раскрывая глаза, прошептал каид.
Перекрывая крики и гул заклинания, из зеркала забрякало – и этот звук был Марвазу знаком. Так брякают пластины панциря.
Каид схватился за джамбию.
Из зеркала крикнули, а следом рыбкой вылетел кто-то маленький. Исчезнувшую поверхность вдруг рассек страшный, нездешней яркости блик. Монахи зарычали на пределе голоса, маленький завизжал на полу, блик завертелся вокруг своей оси, монах заревел, тыча в зеркало пальцами, а блик вдруг лопнул и – полез в комнату!.. полез, прям полез щупальцами!
Ах так?!..
– Во имя Всевышнего, у кого лишь сила и слава! Аль-Мухаймину, Охраняющий!
И Марваз, подскочив к зеркалу, пырнул клубящуюся мразину джамбией.
– Аль-Джаббаару! Могущественнейший! Ты подчиняешь творения!
Тыча в исходящее туманом нечто, он выкрикивал имена Величайшего. Лезвие явственно встречало сопротивление, рука немела от жуткого холода.
– Господин! Господин! Сейид, остановитесь! – это кричал кто-то на ашшари.
Марваз понял, что это не рука занемела, это просто на ней кто-то повис. Перехватив запястье с джамбией, на руке действительно висел маленький лысый сумеречник. И кричал на ашшари, призывая каида остановиться.
– Чего тебе? – переведя дух, осведомился Марваз.
Мелкий самийа показал в сторону зеркала.
Чихая и кашляя, из висевшего в локте от пола зеркального кругляша кто-то выпал: голова и спина наружу, ноги с задницей в непонятном мареве внутри зеркальной рамы. Переступая по доскам пола смуглыми тонкими ручками, зазеркальный путешественник выполз из рамы целиком.
Когда этот кто-то распрямился, Марваз понял, что это еще один маленький, смуглый, тоненький и тоже лысый сумеречник. Точнее, не лысый, а наголо бритый – коротенькие волосики еле топорщились над кожей головы, и так же остро торчали ушки.
Тьфу, шайтан! Зеркало!
Марваз дернул рукой с джамбией, мелкий самийа снова зашелся в визге…
– Пусти!
Не пустил, но зеркало уже закрылось, снова приняв обманчиво-безобидный полированный вид.
Стоявший перед Марвазом самийа вдруг заглянул каиду за спину и резко крикнул – по-ханьски.
Быстро обернувшись, ашшарит застыл перед лезвием меча-цзяня, направленного прямо в грудину. Зеленая кисточка на темляке тихонько качалась в воздухе. Лицо державшего меч молодого монаха оставалось совершенно бесстрастным.
Сумеречник гаркнул снова. Ханец медленно опустил отливающий странной зеленью клинок. Каид расслабил локоть с занесенной джамбией. Остальные ханьцы держали руки на виду и ничего такого особенного не предпринимали.