Арва застонала, закидывая назад голову. Абу аль-Хайр провел ладонью по животу женщины – упругая, лоснящаяся, покрытая капельками испарины кожа. В темной впадине пупка задрожала капля. Певица выгнулась сильнее, и истомная влага выкатилась и стекла на кожу Абу аль-Хайра.
– Ты де-еспот, о Абу Хамзан… – с хрипотцой в голосе протянула Арва. – Ммм… деспот, чудовище… куда ты меня привез, о хищный зверь…
И она потянулась губами к его губам. Волосы Арвы тремя длинными косами стекали на спину, он ухватился за среднюю, запустил пальцы в пушистые завитки у самого затылка и долго исследовал языком сахарную слюну за ее зубами.
– Мммм… аххх… пощади, о Абу Хамзан… – застонала Арва, отрываясь от его жадных губ.
Она снова выпрямилась. Абу аль-Хайр прикрыл глаза: все-таки не зря говорят, что лучше всего пробовать женщину, которой за двадцать пять…
– Ммм… мой суровый повелитель… что я буду делать во дворце эмира верующих… ах… великая госпожа сживет меня со свету…
Разговор переходил к важным предметам.
Абу аль-Хайр властно приподнял женщину над собой. Сел, уложил Арву на спину. Всем новомодным ухищрениям он предпочитал отцовские наставления: женщина должна быть под тобой.
Арва мерно вскрикивала, крутила головой, раскрывая рот, как вытащенная на берег рыба. Абу аль-Хайру рассказывали, что в здешнем ханьском квартале проститутки умудряются во время скачки еще и на лютне играть. Кому нужны эти ваши лютни…
Потом он удовлетворенно похлопал ее по бедру:
– Не тревожься, о женщина. О благосклонности эмира верующих позаботится сахиб ас-ситр, я уже написал ему о… тебе.
На самом-то деле Абу аль-Хайр писал хранителю ширмы – доверенному слуге халифа, ведавшему доступом к повелителю ходатаев, а также представлением новых невольниц, – несколько о другом.
– Скажи-ка мне, откуда родом эта твоя ученица… как ее… Шаадийа?
– Из Магриба, – мягко отозвалась певица. – Она берберка.
Арва, томно жмурясь на вечерний свет за огромным, в пол, окном, переплетала влажные волосы.
– Берберка… Это хорошо.
Недаром Джибрил ибн Бухтишу в своем трактате «О свойствах женщин» писал, что идеальная женщина – это берберка, лучше всего – из племени кутама, купленная в девятилетнем возрасте, которая три года провела в Медине, обучаясь пению, а три – в Ятрибе, изучая танец, а затем отправленная в Хорасан – постигать изящные искусства. Если ее купить в восемнадцать лет, она сочетает в себе хорошую породу с кокетством мединки, нежностью ятрибки и образованностью парсиянки. Шаадийа в Хорасане не училась, зато обладала другими достоинствами: ей еще не исполнилось шестнадцати и она была девственна. Еще говорили, что люди, приходившие послушать ее пение, улетали душой и разрывали воротники одежд, обливаясь слезами.