Вежливое покашливание, треск складываемых вееров.
– Я покорнейше прошу оставить нас с госпожой Майесой наедине.
Она не решилась поднять голову, пока не стих шелест шелков по половицам дальних комнат. И удушливо покраснела, увидев черный цвет его рукава рядом со своей ладонью. Тарег-сама теперь сидел совсем близко.
– Я понял, о чем вы хотели меня попросить, госпожа. Я обещал исполнить любую вашу просьбу и намерен сдержать данное слово. Но… – тут князь вздохнул, – …я боюсь, что вы можете отказаться от своего желания, узнав о моих обстоятельствах. Я незавидный жених, госпожа.
– Тарег-сама, я знаю, что вы…
– Дело не в этом, моя госпожа.
Она осеклась и задрожала всем телом.
– Прошу вас выслушать меня. И только потом принять решение.
* * *
Сидевшая на энгаве Айко видела их обоих в течение всего разговора.
Сначала, рассказывала она в ответ на жадное любопытство окружающих, Тарег-сама подошел и сел совсем рядом с Майесой-доно. И их рукава соприкоснулись.
А Майеса-доно подняла головку – и тут же нежно и стыдливо опустила глаза.
А Тарег-сама, глядя прямо перед собой, что-то сказал. Потом еще что-то. Он говорил совсем недолго, и каждое его слово, казалось, больно уязвляет Майесу-доно в самое сердце – и когда князь закончил свою речь, госпожа походила на увядший цветок в изящной фарфоровой вазе.
И она медленно поднесла рукав своей белой одежды к губам и что-то сказала, не решаясь поднять лица.
А Тарег-сама выслушал ее, кивнул – и молча поклонился. А потом поднялся и покинул комнату.
Ширма отодвинулась, и из-за нее выступила княгиня Тамийа-химэ, ослепительная в алом шелке шести слоев своего зимнего платья. Молча опустилась на колени перед Майесой-доно и поклонилась ей, как равной.
Так все во дворце узнали, что Майеса-доно поднялась в ранге и не является более служанкой. По имени дворца ей было присвоено имя Асаймонъин. Правда, многие потом оспаривали это мнение Айко, указывая, что это имя госпожа получила лишь после рождения ребенка князя. А до этого события госпожу называли Иору-химэ, в память о том, что они с князем обменялись брачными обетами глубокой ночью.
Так вот, потом произошло самое странное и любопытное.
Айко увидела, что Майеса-доно залилась слезами и снова упала на свое прекрасное лицо.
А княгиня медленно поднялась, сделала несколько неверных шагов по комнате – а потом овладела собой и выпрямилась.
Когда госпожа вышла на энгаву, а потом в сад, Айко подошла к ней, поклонилась и спросила, не нужно ли подать госпоже платок – ведь у Тамийа-химэ все лицо было мокрое.
И княгиня ответила: