Справа погонщик в полосатой джуббе и белой повязке воина веры отчаянно висел на поводе верблюда. Верблюд ревел, пускал слюни, но не желал становиться на колени.
– Да покарает тебя Всевышний, о враг правоверных! – орал погонщик.
К нему подбежали и уже втроем принялись дергать за повод. Повинуясь рывкам и ругани, верблюд подломил передние, потом задние ноги. Лег на брюхо и принялся молча жевать губами: ему, похоже, тоже было как-то не по себе. Вокруг трепались под ветром широкие рукава и накидки, бились под порывами концы тюрбанов:
– Сюда! Несите мешки сюда! – скотину вьючили припасами.
Кстати, верблюдов каравана наложниц тоже вьючили. Ну и устанавливали на спинах женские носилки. Просторные широкие домики с занавесками смотрелись ярко и празднично под тусклым небом враждебного берега.
– Только вторую палубу каркура разгружают, – тихо заметила щурившаяся на море Шаадийа.
Здоровенные пузатые суда все выше поднимали из воды тинистые бока – припасы и оружие спускали в лодки на веревках. Лодочники орали, изо всех сил цепляясь за якорные цепи и сброшенные с борта канаты, каркуры кренились громадными просмоленными бортами. Матросы расконопачивали здоровенные боковые люки, обезьянами раскачиваясь на веревочных лестницах.
– Я помру щас, о сестрица…
Мутило. Тошнило. В желудке все исстрадалось.
– А может – сливку моченую? – с надеждой спросила Шаадийа.
– Болтать буду-ууут…
– А поедем – еще больше растрясет, – со знанием дела сказала кахрамана.
Ну да, она ведь тоже, как оказалось, берберка. Ей ли не знать, как на верблюде раскачиваются – во все стороны, о Всевышний! – женские носилки. Аж занавески до песка свисают, особенно если «домик» широкий. А любимой халифской джарийа именно такой и положен: здоровенный, просторный, с узорчатыми зелеными и красными занавесками из плотной ткани. Кахрамана, кстати, путешествует в таком же почетном сооружении.
При одной мысли о верблюжьей качке замутило сильнее.
– Ээээ, – подергала за рукав Шаадийа. – Надо обязательно чё-нить скушать, о сестрица. Сливку. Давай сливку попрошу принести. А, сестренка?
– Ну давай сливку.
Сливка, солененькая, это вкусно. Правда, вкусно.
– А ну ты! Эй! Ты! Ты-ты! Я к тебе обращаюсь, паскуда таифская! Слив принеси госпоже Хинд! Как где лежат, о глупая, о ущербная разумом! На блюде под сярпушем лежат, вон на том ковре! Дура дурой, ну дура дурой, штаны свои потеряет, не заметит… – заворчала Шаадийа, устраиваясь сзади на подушке.
Рабыня подбежала, шлепнулась на колени в жухлую травку. Плюхнула на ковер блюдо:
– А пожалуйте, госпожа…