Когда тарелки опустели, я, тяжело вздохнув, произнесла:
– Спасибо вам, Слава, большое! Я уже и не помню, когда в последний раз так вкусно ела. Да что там, я вообще ни разу не пробовала блюд лучше, чем ваши!
Твердислав зарделся. Моя похвала была ему приятна, чего, собственно, я и добивалась. Тогда я снова вздохнула и печально проговорила:
– Теперь хоть сытая буду по квартирам ходить. Кто знает, удастся ли мне найти еще одного свидетеля? Может, и до ночи процесс затянется.
С самым печальным видом, на какой только была способна, я нехотя поплелась к выходу. Надевая пуховик, я краем глаза наблюдала за Твердиславом. Он с виноватым видом стоял у стены в прихожей.
– Поймите, я бы с радостью поделился с вами тем, что знаю, но у меня мама! Я не могу так рисковать, – в отчаянии воскликнул он.
– Да, да, я все понимаю. Своя рубашка ближе к телу. Не каждый способен совершать поступки вопреки личной выгоде, – убитым голосом произнесла я. – Что ж, прощайте.
Я взялась за дверную ручку, мысленно подталкивая Твердислава: «Ну же, давай, решайся наконец!» И он решился. Схватив мою руку, он произнес срывающимся голосом:
– Хорошо, я все вам расскажу! Только в суд меня не вызывайте, и полиции я свои слова подтверждать не стану.
Я резко повернулась к нему лицом:
– Согласна. Никаких судов, никаких полицейских.
Возвращаться в кухню мы не стали. Историю Твердислава я выслушала на пороге в прихожей.
– В тот вечер я был дома один, – начал он. – Мама уже три дня как уехала в Туапсе. Я не очень люблю одиночество, поэтому, когда наступает вечер, я частенько устраиваюсь возле окна в спальне, включаю телевизор, чтобы не сидеть в тишине, и наблюдаю за тем, что происходит на улице. Странное хобби, правда?
Я неопределенно пожала плечами. Твердислав продолжил:
– Окна спальни выходят на стоянку. Зимой она вся как на ладони. Летом обзор закрывают кроны деревьев, а когда листва опадает, становится видно каждую мелочь. К тому же у меня есть бинокль. Дорогой, с хорошей оптикой. Это мне мама подарила на шестнадцатилетие. Она мечтала, что когда-нибудь я стану капитаном морского судна. Но, увы, ее мечтам не суждено сбыться. Ни для морской, ни для армейской службы я непригоден. Врожденное заболевание сердца, и как следствие – сердечная астма.
Я невольно присвистнула. Вот это да! Болеет сынок, а по курортам мамаша разъезжает. Ну и семейка!
– Так вот, – продолжал Твердислав, – в тот день я освободился часов в шесть. Приехал домой, согрел ужин и сразу пошел к окну. Тоскливо как-то было. На стоянке было все как обычно. Кто-то приезжал, кто-то уезжал. Знаете, это даже интересно. Ты видишь людей, наблюдаешь за ними, а они даже не подозревают о твоем существовании. Голубой «Фиат» стоял на месте весь вечер. Про то, что это машина дочери хозяина стоянки, я раньше не знал. Просто мне нравилась эта модель. И хозяйка ее тоже нравилась.