Она бесстрашно оттаскивала собак, кричала, умоляя людей помочь. Но только по знаку хозяина, которому надоела эта возня, рабы отогнали свирепых животных. Сидя на земле, бережно обнимая ослабевшее, истерзанное тело юноши, она плакала и причитала.
— Брат, открой глаза, молю тебя, — просила она, отводя слипшиеся от пота и крови пряди с лица юноши, — посмотри на меня. Он не стоит того, чтобы ты так страдал!
На последних словах голос женщины утонул в глухих рыданиях. Прижав к себе брата, лишившегося сознания от боли, она убаюкивала его в объятиях, словно неразумное дитя. Когда-то, будучи ещё ребёнком, брат немало времени проводил в кольце её успокаивающих рук, а когда родители отдали их в храм, сестра заменила ему мать.
Смотреть на эту сцену было невыносимо.
Пристыжённые слуги, которые каких-то несколько мгновений смеялись, отводили глаза, чувствуя жалость к несчастному парню. И только их хозяин стоял на ступенях, с невозмутимым видом обозревая эту картину.
Бросив короткое «Убрать!», он, подхватив на руку полу плаща, скрылся в доме. Сострадание никогда не входило в число его достоинств, а получая редкие письма от брата, он больше всего гордился его успехами, с надеждой глядя в будущее. Его думы были заняты мечтой о том дне, когда Младший сможет занять достойное место в совете города, вернувшийся, овеянный славой ратных дел.
Кое-как приведя в чувство младшего брата, жрица Аполлона помогла тому встать на ноги и повела прочь со двора, посылая проклятия жестокосердным людям, обитающих под сенью этого дома. Надеясь, что этот жестокий урок поможет брату излечиться от пагубной страсти, она даже не подозревала, что тот уже сдался.
Она даже не задумывалась о том, что пылающая чувствами молодость не может трезво оценить все трудности, что предвещает жизненный путь. А уж когда дело касается безответной любви, так и вовсе лишается рассудка.
Это сестра жреца осознала гораздо позже, когда на песчаном берегу залива, помимо ракушек и гладких коряг, оказалось бездыханное тело её брата, которое исторгли из себя морские пучины — юноша бросился с горы Парнас прямо в мутные воды Ионического моря.
Всё, что она могла сделать — это обмыть тело и облачить его в чистые одежды, положив, согласно обычаю, в рот монету для перевозчика через реку Стикс Харона. Пока плакальщицы, нанятые для погребения, выражали скорбь по умершему криками и плачем, она не проронила ни слезинки — внутри всё окаменело, словно взгляд Медузы Горгоны настиг её душу.
И пусть ее брат не пал от руки убийцы, она все равно с силой воткнула в могильный холм копье, как напоминание об обещании преследовать причастных к его смерти.