Однако растерянность Васьки длилась недолго. И уже через миг она, как киношный Джон Рембо, бросилась творить страшную месть. Влепила обнаглевшему звонкую оплеуху, а потом подпрыгнула и, зацепив рукой толстую шею, наклонила оглушенного ударом к себе.
Фу, рвотный порошок! Запахи пота, перегара, грязи… Но медлить нельзя, хотя и очень хотелось отдышаться, отвернувшись в сторонку.
– Внимай с трепетом, скотина. Сейчас пойдешь скорехонько и больше ни-ког-да на глаза мне не покажешься. Дурную кровь тебе отворяю. Ослушаешься – на второй седмице загнешься, как пес.
Она резко убрала руку, но мужик еще какое-то время стоял, согнувшись, и в ужасе смотрел словно бы сквозь девушку. И рожу имел безумную. Потом отшатнулся, едва не упал и, пятясь, отступил прочь на негнущихся ногах, не сводя взгляда со странных, нечеловеческих глаз собеседницы.
А та наступала на обидчика, и за спиной возникало что-то черное, страшное… Бедняга уже не дышал, понимая, что еще немного, и эта чернота его настигнет. В порыве ужаса, пятясь, он выкрикнул:
– Она жена!
Глаза заступницы опасно вспыхнули, когда трескучий, нечеловеческий голос произнес ее губами:
– Освободи!
– Дак…
– ОСВОБОДИ.
На справных штанах мужика расползлось безобразное мокрое пятно. Не помня себя от ужаса, муж Зарии шатающейся походкой подошел к своей благоверной и дрожащей рукой стянул с ее худой шеи засаленный шнурок, на котором болталось тонкое кольцо. Мгновение ничего не происходило, а потом тишину переулка нарушил еле слышный звук рвущейся нитки. Зария судорожно втянула воздух, прижала руку к горлу, словно разучившись дышать, и… выпрямилась. Неверяще она ощупала шею, а потом покачнулась, сделала шаг назад и перевела взгляд на Василису.
– Как?..
– Союз разрушен. Ты не имеешь больше на нее прав, – таким же чужим, нечеловеческим голосом подытожила Василиса, а ее круглое и обычно очень милое лицо с россыпью веснушек застыло, словно маска. – Пошел вон!
Упрашивать мужчину не пришлось. Пятясь и с каждым шагом трезвея от страха, он кинулся прочь. В голове не осталось ни одной связной мысли, только животный ужас подстегивал и гнал, гнал вперед. Подальше из города, подальше от этой…
Когда Василиса повернулась к чернушке, та медленно оседала вдоль забора. Стряпуха чертыхнулась, но не успела подхватить помощницу. Девушка лежала без чувств.
– Тьфу ты, пропасть! – Нет, Васька не жалела, что наорала на мужика, что-что, а устрашать всяких уродов она умела с детства. Вон как прочь кинулся, когда она его послала… взгляд воительницы упал на кольцо, лежащее на мостовой. Страшное-то какое, господи, кто только такое носил? Да и ладно.