Пенни взяла еще одну изюминку.
— С электрическими плитами нет никаких проблем, когда ты к ним привычный.
— Я их терпеть не могу. Плита на другой половине была бы в полном порядке, если бы кто-то взял дело в свои руки.
У Пенни перехватило дыхание. Элиза серьезно думала о том, чтобы остаться. Изюминка стала вкуснее.
— Мактавиш любит кухню на той половине, — сказала она.
— Это оттого, что в ней водятся мыши, которых бы там не было, если бы кухней пользовались.
— Может, он надеялся, что они и сюда перебегут.
— Пустые надежды. Я мышей терпеть не могу. Любит он их или нет, но ни здесь, ни там их не будет.
Пенни пропустила это мимо ушей и взяла следующую изюминку.
— Если я займусь пирогом, а лучше сказать, каким-нибудь простеньким угощением на первый раз... Ты встретишь поезд или нет?
Пенни кивнула.
— Мне кажется, лучше кому-нибудь их встретить. Жутковато приехать в новое место и обнаружить, что никто тебя тут не ждет.
— Тогда ты не можешь идти в такой одежде, и сейчас самое время переодеться.
— Элиза, ты зануда.
— Надень свою коричневую твидовую юбку и приличный свитер, и твидовое пальто. Ветер дует с севера, но здесь вы его не замечаете. А Феликс пойдет?
— Элиза, дорогая!
— Боже упаси чтобы он встречал ее! — сказала Элиза, сопроводив свои слова внушительным кивком головы.
Пенни ответила:
— Несомненно!
Затем она спрыгнула со стола и встала позади Элизы, потому что внезапно ее пробрала дрожь.
— Не представляю, к чему все это приведет, угрюмо сказала Элиза. Она взбила яйцо до безупречной пены. Теперь она стала смешивать ее с сахаром.
— Что Феликсу нужно, так это сохранять самообладание, или однажды они со своим норовом накликают беду. Характер у него был всегда достаточно скверный, даже когда он был еще маленьким мальчиком, и Феликс должен был переломить его, и смог бы, если бы, скажу я тебе, они хоть изредка оставляли его в покое. Если дитя так любит играть на пианино, отлично, почему бы не позволить ему? Это не моя причуда, но игра на инструменте дает все возможности, чтобы завоевать мир, как они сами говорят, а он нацелен только на музыку и всегда будет нацелен. Но зачем же тогда все время к нему придираться? «Феликс, ты должен пойти на пляж» или послать письмо, или пойти по поручению, или сделать еще что-нибудь, именно в тот момент, когда он занимается. И еще: «Ты не должен заниматься так много!», или «Почему ты не можешь наиграть нам какой-нибудь милый мотивчик?». Этого достаточно, чтобы испортить характер любого ребенка, если вы меня спросите, и превратить его в несносное создание! Это напоминает мне Мактавиша с его мышами, но когда это бедное бессловесное животное, вы его не осуждаете, однако когда речь идет о людях, называющих себя христианами и регулярно посещающих церковь, так я могла бы много чего сказать в их адрес, только я знаю свое место.