К вечеру ветер, как обычно, усилился.
Антара в который раз расчихался над угольями. Криво прилаженный котелок не желал закипать на сдуваемом пламени.
– Рукопомойник, руки у тебя из задницы произрастают… – донеслось до него всегдашнее бурчание сумеречника.
За ним последовала длинная тирада на фыркающем, в нос бубнящем родном наречии Рами.
– А ты бы помог мне! – привычно отмахнулся Антара. – Дрыхнешь целыми днями, хоть бы подстрелил кого, вторую неделю мяса не ели…
Рами только лениво сплюнул. Антара, понятное дело, бурчал про мясо больше для поддержания разговора. Газелей и ориксов они не видели уже с месяц – животных как сдуло. Ад-дабур, нехороший западный ветер, приносил песчаные бури из Большого Нефуда, и все живое бежало от раскаленного жара, иссекающего мясо с костей. В шатрах рассказывали, что именно ад-дабур истребил племя ад, противившееся пророку Худу. Еще говорили, что старики не упомнят, чтобы западный ветер держался так долго – он стих лишь пару дней назад.
Сумеречник меж тем еще плотнее подобрался под абой, туго, по-кошачьи, сворачиваясь в колечко. Ночи становились все холоднее и холоднее, и Антара зябко водил ладонями над поднимающимся от кипятка паром. Впрочем, кипятка-то как раз и не было: хлестнуло песком, язычки пламени над прогоревшей колючкой и верблюжьим пометом слегли – и сгинули. На месте костерка снова переливались розовыми волнами предательские угли.
– Эээ, беда… – бормотнул Антара и в который раз склонился над опадающим жаром не желающего гореть костра.
Дунул в угли, в спину долбануло таким порывом, что он чуть не обвалился носом во взлетевший серым пеплом очаг.
Видно, сдуло не одного его – от старой акации донеслись ругательства толстой Афаф. Женщина терла глаза и свирепо трясла за веревку кожаный мех с молоком. Афаф пахтала масло, толкая бурдюк и долбя им о ствол дерева. Похоже, налетевший с ветром песок попал ей в глаза, она принялась их тереть – и бросила мех. А тот отлетел и наподдал ей прямо в брюхо. Теперь Афаф трясла бурдюк и проклинала – почему-то – мужчин, которым бы только пить и жрать, а засуха такая стоит, что скоро молока не будет, а будет только разведенная в соленой воде сраная смола этой сраной акации, но им хоть бы хны…
Отведя душу, Афаф со всей силы пихнула мех и снова принялась равномерно бить им о трясущееся дерево. С древней акации облетали последние листочки. Женщина бросила ругаться и завела свое всегдашнее:
– О вы, которые уверовали! Будьте терпеливы в бедах и в сражениях! Будьте тверды перед вашими врагами, защищайте свои границы и бойтесь Всевышнего! Быть может, вы будете счастливы!