Разворачивая кохейлана боком, Тарег подъехал к шейху мутайр и молча протянул голову предводителя айяров. Сопя и повизгивая, под капающим кровью срезом шеи подпрыгивали псины.
– Аф-аф-аф-ууууу… – Они бы еще на задние лапы встали.
– Отсеки голову – и тело упадет, – ободряюще сказал Тарег.
– Это кто ж тебе такое мудрое слово сказал? – мрачно отозвался человек, протягивая руку и принимая тяжелый подарок.
– Это трактат по военной стратегии, – пожал плечами Тарег.
Горячка боя отпускала, и сломанное ребро напомнило о себе саднящей болью.
Шейх мутайр, брезгливо хмурясь, заглянул в оскаленное лицо главаря.
Гончие присели и заскулили, толкаясь задами и задирая морды.
Откуда-то издалека донесся тоненький, совсем уже нечеловеческий вопль. Мерный лай оборвался. Рычание слилось с пронзительным визгом.
– Если вы не хотите, чтобы такие самозванцы приходили к вам по четыре раза в год, вам нужно выяснить, кто их посылает. И подать жалобу властям.
Салман ибн Самир со вздохом отбросил голову. С тупым стуком она ударилась о землю и несколько раз перекатилась по песку. Взвизгнув, псины кинулись к ней и заработали челюстями, размахивая тонкими длинными хвостами.
– Жалобу? Властям?.. Каким властям, окстись, о сын шайтана…
Сопя и порыкивая, гончие с хрустом жрали падаль. Прислушиваясь к звукам и недовольно морщась, шейх мутайр наконец-то решил:
– Едем к кальб. У них эти мошенники побывали раньше. Если уж ехать в их гнездо в Хайбаре, то большой силой.
Парусящий под ветром полог рвануло – и шесты опасно накренились.
– Шатер падает, о сыны праха! – заорало сразу несколько глоток.
Через мгновение затоптанный и забрызганный кровью пятачок заполонила гомонящая толпа. Давая тысячу советов и толкаясь, мутайр принялись заново прилаживать сорванные занавесы и растаскивать мусор и падаль.
* * *
Стоянка племени кальб, юго-восточный Неджд,
несколько дней спустя
Мрачно кусая соленую до слез косичку сыра, Тарег неспешно брел сквозь густеющую темень – куда глаза глядят.
Гончие Манат не показывались: с той ночи, как они нажрались падали и сыто уплелись в темноту за лагерем, Тарег их больше вообще не видел. И не то чтобы сильно скучал по их присутствию.
У шатров, разделенных длинными гребнями выветренного камня, лениво бродили люди. Стойбище кальб затихало, готовясь отойти ко сну. Это становище ничем не отличалось от других – только маски-бирга у женщин расшиты были красными и желтыми нитями, и монет на них болталось побольше, чем у благородных дам бану суаль. А в остальном все то же самое – даже сыр-джибне такой же соленый и вонючий. Пожалуй, только к вкусу джибне и йогурта из молока верблюдицы у него не получилось привыкнуть – от йогурта выворачивало, даже от одного запаха, а сыр – ну что сыр… Правда, получилось притерпеться к обилию соли. Жажда уже не мучила, как раньше, когда хотелось запить еду целым кувшином.