— Поздно? Нет, старик. Ты пришел слишком рано. Минуют тысячи лет, многие тысячи лет, прежде чем люди научатся относиться друг к другу так, как ты говорил.
Он открыл покрасневшие глаза, взглянул в небо, где уже горела первая звезда. Помолчал. Потом сказал:
— Слушай. Я иду разрушать Капилавасту. Многие меня возненавидят. Но почему я это сделаю, поймут все, даже уцелевшие шакья. А вот почему ты отказался от трона, не понимает никто. Так?
— Так, царь.
Виручжака вдруг усмехнулся.
— Или почти никто… В этом дело. Твое время наступит тогда, когда все будет наоборот. Не раньше. А сейчас… Сейчас мое время.
Неожиданно Виручжака встал, заставив прислужниц испуганно отшатнуться. Он подошел ко мне и сверху вниз заглянул в глаза. Сильный, бородатый, жестокий. Как само время. И от этого несчастный.
— Вот ты какой, Сакиа-муни… Тоже мучаешься, да?
И я замер. Мне показалось, что жизнь остановилась. Как лес перед грозой. В этот миг опять решалась моя судьба. Я заметил, что оба кшатрия потянулись к оружию, глаза их стали пустыми. Однако буря не разразилась.
— Хотел бы я пожить в твоем времени, — совсем неожиданно сказал Виручжака. — Но не пришло оно еще, гуру! Ты смел. Ты мудр и благороден. Ты добрый. Ты редкий. Даже единственный. Среди потомков Гаутамы — точно. И не мне решать твою судьбу. Ступай своей дорогой. Приближай свое невероятное время. Кто знает, быть может, я тоже это делаю. По-своему.
Неожиданно он сгорбился и постарел.
— Только вот ты никого не убиваешь, Счастливый. Каждому свое… Не понимаю, как ты умудряешься сохранить свободу. Потому, что не боишься смерти?
— Точно не знаю. Одного этого мало. Быть может, еще и потому, что отвечаю на вопросы, которые всем интересны. Пытаюсь ответить.
— Вот как? И получается?
— Иногда получается. Изредка. Но это ценят.
Виручжака кивнул:
— Похоже на правду. Но у меня такого дара нет. Зато я могу внести в жизнь хоть какой-то порядок. Страшный, но порядок. Постарайся понять.
— Я?
— Особенно — ты. Это важно. Меня никто не понимает.
Потом, обернувшись к свите и махнув в нашу сторону, крикнул:
— Не трогать! Все слышали? Чтоб даже пальцем!
— Как это мудро, — кивает старый брамин. — Пусть враги знают о твоей силе, повелитель.
Виручжака смотрит на него с насмешкой, но ничего не отвечает. За откинутым пологом рабыни готовят царское ложе. Одна из них беззвучно плачет. На ее ягодицах видны синяки. Я отворачиваюсь.
Мы проходим мимо изумленного молодого кшатрия.
— Ну… вот счастливцы, — бормочет Добайкха.
— Это ты счастливец, — усмехается старший кшатрий.
Какой-то начальник с перьями идет перед нами. Чудо в перьях, вспомнилось мне. Чужие слова! Откуда вспомнилось? Ах да, оттуда. Из божественного завтра.