Внезапно Лин замечает, что на скамейке уже не один: рядом сел человек и смотрит на деда с малышкой. Возраста такого же, как Лин, может, слегка моложе. И выше, и толще, и кожа у него свежее, и одет он легче.
– Холодрыга, да?
Незнакомец улыбается, складывает руки пирожком и дует в ладони, затем достает из кармана пачку сигарет, постукивает по донышку – сигарета выскакивает. Человек протягивает пачку господину Лину, тот качает головой.
– Вы правы, мне тоже следовало бы бросить, – говорит незнакомец. – Но если бы мы бросали все, что следует…
Легким мягким движением он подносит ко рту сигарету, зажимает ее губами, вдыхает дым, прикрывает глаза, шепчет:
– Все-таки приятная вещь…
Старик не понимает ни единого слова, но чувствует, что незнакомец настроен доброжелательно.
– Вы часто сюда приходите? – спрашивает человек, хоть и не ждет ответа.
Он смакует каждую затяжку, наслаждаясь ароматом табака, и продолжает говорить, почти не глядя на господина Лина.
– Я прихожу почти каждый день. Здесь не очень-то красиво, но мне нравится это место, у меня с ним связаны воспоминания.
Он умолкает, глядит на малышку на коленях у старика, затем на самого старика, утонувшего в слоях одежды, словно в пеленках, и снова – на ребенка.
– Хорошенькая у вас девчушка. Как зовут?
Незнакомец вопросительно задирает вверх подбородок и пальцем указывает на малютку. Господин Лин понимает.
– Сандью.
– Сандьё[1]… – повторяет человек. – Забавное имя. А меня зовут Барк, а вас? – Он протягивает Лину руку.
– Tao-laï, – вежливо отвечает господин Лин.
Так на языке его родной страны желают доброго дня. Двумя руками он пожимает руку незнакомца, огромную руку с гигантскими мозолистыми пальцами, сухими, потрескавшимися, в порезах.
– Ну здравствуйте, господин Tao-laï, – с улыбкой говорит человек.
– Tao-laï, – повторяет старик, долго не отпуская руку незнакомца.
Сквозь облака проглядывает солнце. Хотя на небе серым-серо, на головокружительной высоте тучи расступаются, бледнеют, впускают в мир свет. Дымовые мотыльки от сигарет господина Барка вспорхнут с его губ – и летят на солнце. Иногда незнакомец выдыхает через нос. И тогда господин Лин думает о буйволовых ноздрях и о факелах, которые ночью зажигают в лесу, чтобы отпугнуть диких зверей, – их огонь затухает лишь под утро.
– Моя жена умерла, – говорит господин Барк, бросая окурок на землю и растаптывая его. – Два месяца назад. И давно, и недавно. Я теперь со временем не в ладах. Могу сколько угодно объяснять себе, мол, два месяца – это восемь недель, пятьдесят шесть дней… Цифры для меня – пустой звук.