Эндрю начертил на песке две параллельные линии, потом еще две поперек. Нарисовал крестик в левом верхнем углу.
— Ты думаешь, я сумасшедший, — сказал он. — Думаешь, чушь горожу.
Хомер поерзал на песке.
— Я не знаю, что и думать, — ответил он. — Все эти годы…
Эндрю нарисовал пальцем нолик в клетке посередине.
— Понятно, — сказал он. — Все эти годы вас поддерживала мечта. Мысль о том, что Псы были застрельщиками. Факты иной раз трудно признать, трудно переварить. Пожалуй, лучше тебе забыть то, что я сказал. Факты иной раз ранят душу. Робот обязан оперировать фактами, ему больше нечем оперировать. Мы ведь не можем мечтать. У нас нет ничего, кроме фактов.
— Мы давно уже перешагнули через факт, — сообщил Хомер. — Это не значит, что мы совсем пренебрегаем фактами, нет, иногда мы ими пользуемся. Но вообще-то мы действуем иначе. У нас главное интуиция, гоблинство, слушание.
— Вы не мыслите механически, — заметил Эндрю. — Для вас дважды два не всегда четыре, для нас — всегда Иногда я спрашиваю себя, может быть, дважды два бывает больше или меньше четырех.
Они посидели молча, глядя на реку — ленту из расплавленного серебра на цветном поле.
Эндрю нарисовал крестик в верхнем правом углу, нолик над центральной клеткой, крестик в средней клетке внизу. Потом стер все ладонью.
— Никак не могу выиграть у себя. Слишком сильный противник.
— Ты говорил про муравьев, — сказал Хомер. — Что они уже не тупые.
— А, да-да, — подтвердил Эндрю. — Я говорил тебе про Человека по имени Джо…
Дженкинс мерил шагами склон, не глядя ни налево, ни направо, потому что с обеих сторон были вещи, которые ему не хотелось видеть, которые вызывали слишком волнующие воспоминания. Дерево, стоящее там же, где в другом мире стояло другое дерево. Откос, запечатлевшийся в его мозгу с миллиардами шагов через десять тысячелетий.
В зимнем небе тускло мерцало вечернее солнце, мерцало, будто свеча на ветру, потом перестало мерцать, и это был уже не солнечный свет, а лунный.
Дженкинс остановился, и обернулся, и увидел усадьбу… Она распласталась на холме, приникла к холму, словно спящее юное существо, льнущее к матери-земле.
Дженкинс нерешительно шагнул вперед, и сразу же его металлическое туловище засверкало, заискрилось в лунном свете, который мгновение назад был солнечным.
Из долины донесся крик ночной птицы, а в кукурузном поле под гребнем скулил енот.
Дженкинс сделал еще шаг, заклиная небо, чтобы усадьба не исчезла… хотя знал, что усадьба не может исчезнуть, потому что ее и так нет. Ведь он шел по пустынному холму, на котором никогда не было никакой усадьбы. Он находился в другом мире, где вообще не существовало домов.