Я встал, надел пальто и шляпу. Выходя из квартиры, я постарался обойти взглядом полукруглый вырез в ковре.
У меня возникло ужасное подозрение — подозрение, от которого кровь стыла в жилах.
Рядом с моим домом проходила торговая улица, одна из тех торговых улиц, где магазины открылись много лет назад, задолго до того, как кому-то взбрендило как попало распихать торговые центры по окраинам.
Если мое подозрение правильно, ответ я получу в торговом центре — в любом торговом центре.
И я отправился на поиски этого ответа.
Ответ я получил через полтора часа и похолодел от ужаса.
У большей части расположенных здесь торговых фирм договоры аренды помещения были либо аннулированы, либо к тому шло дело. Несколько хозяев — из тех, у кого договоры были заключены давно, — продали свои магазины. Судя по всему, за последние две-три недели большинство окрестных домов переменило хозяев.
Я беседовал с людьми, впавшими в отчаяние, беседовал с теми, кто уже потерял всякую надежду. Некоторые были озлоблены, встречались и такие, которые откровенно признавали, что потерпели полный крах.
— А! Что в лоб, что по лбу — один черт, — сказал мне один аптекарь. — Как подумаешь о нынешней системе налогов, обо всех этих инструкциях, о вмешательстве правительства, так просто диву даешься, каким нужно быть изворотливым, чтобы в таких условиях вести дело. Конечно, я искал помещение. Но это был чистый рефлекс. Привычки живучи, и мало в ком они умирают легко. Но помещений нет. Деваться мне некуда. Поэтому я постараюсь повыгоднее продать свои товары и сброшу с себя это ярмо, а там видно будет.
— У вас есть какие-нибудь планы? — спросил я.
— Понимаете, мы с женой уже давно поговариваем о том, что нам не мешало бы хорошенько отдохнуть. Но так до сих пор и не собрались устроить себе отпуск. Все руки не доходили. Этот бизнес держал меня в тисках, а хорошего помощника найти очень трудно.
Попался мне и парикмахер, который в такт своим словам размахивал ножницами, гневно щелкая ими в воздухе.
— Видали вы такое! — воскликнул он. — Человек больше не может зарабатывать себе на жизнь. Уж они постараются лишить вас куска хлеба.
Мне захотелось спросить, кто это «они», но я не успел даже рта раскрыть.
— Бог свидетель, я и так зарабатываю жалкие гроши, — продолжал он. — Парикмахерское дело теперь совсем не то, что было когда-то. Одни стрижки. Иной раз еще и мытье головы — вот и все. А ведь, бывало, мы их брили, делали им массажи лица, и все они, как один, требовали, чтобы им мазали волосы бриллиантином. А нынче нам остались одни только стрижки. И теперь они хотят отнять у меня даже эти крохи.