Я свернул на боковую улицу, держа путь к Университетской авеню.
— Может, это пустая затея, — сказала Джой. — Вдруг окажется, что парадное заперто.
— Когда мы уходили оттуда, оно было открыто, — возразил я.
— Но ведь сторож мог его потом запереть.
Однако он этого не сделал.
Мы беспрепятственно проникли в здание и, стараясь ступать как можно тише, поднялись по лестнице.
Мы подошли к лаборатории Стирлинга, и Джой протянула мне ключ. Немного повозившись, я наконец попал ключом в скважину, повернул его и распахнул дверь.
Мы вошли, и я закрыл за нами дверь. Щелкнул замок.
Комната была слабо освещена: на лабораторном столе мерцала крохотная спиртовка, которая — я был в этом уверен — раньше тут не горела А у стола на высоком табурете восседала какая-то странно искривленная фигура.
— Добрый вечер, друзья, — произнесла фигура.
Я безошибочно узнал этот звучный, отлично поставленный голос.
На табурете сидел Этвуд.
Мы застыли на месте, пожирая его глазами, а он вдруг захихикал. Возможно, он собирался разразиться хохотом, но из его горла вырвалось лишь жалкое хихиканье.
— Если я выгляжу несколько необычно, — сказал он, — то это потому, что я здесь не весь. Я частично вернулся домой.
Теперь, когда наши глаза немного привыкли к полумраку, мы разглядели его получше — он был скрючен, кривобок и как-то даже маловат для человека. Он был невероятно худ, одна рука короче другой, а лицо перекошено и деформировано. И однако же одежда сидела на нем как влитая, словно была сшита с учетом всех его физических недостатков.
— На то есть еще одна причина, — заметил я. — Вы ведь лишились своей модели.
Я порылся в кармане пальто и выудил маленькую куклу, которую подобрал на полу в подвале усадьбы «Белмонт».
— Я далек от того, чтобы использовать это вам в ущерб, — сказал я.
Я швырнул ему куклу, и, несмотря на скудное освещение, он ловко поймал ее укороченной рукой. И едва кукла коснулась его пальцев, она моментально растворилась в нем — словно его тело или рука были ртом, который в мгновение ока всосал ее.
Его лицо обрело симметрию, руки сравнялись в длине, бесследно исчезла кривобокость. Но зато одежда теперь сидела на нем прескверно, а короткий рукав пиджака едва прикрывал половину руки. И он все еще был меньше, гораздо меньше того Этвуда, которого я помнил.
— Благодарю, — сказал он. — Это помогает. С ней значительно легче сохранить свой облик — не нужно так сосредотачиваться.
Рукав вырастал на глазах, постепенно закрывая руку. Менялась и остальная одежда, приспосабливаясь к новой форме его тела.
— Хлопот не оберешься с этой одеждой, — вскользь заметил он.