Я стала вылезать из машины. Он попробовал удержать меня, схватил за руку, сказал: «Я плохо это выразил. Но молчать не могу. Даже мысль об этом мне глубоко противна».
Почему-то мне стало его жалко. Может, из-за его честности. Какой-то детской. Как у ребенка, который весь сосредоточен в себе. Мы называем это наивностью. Но это еще и невежество, и жестокость. Я сказала: «Не сердитесь, Роналд. Я понимаю».
Он выпустил мою руку, точно обжегся. Я захлопнула дверцу и сказала: «Спасибо за обед и что довезли до дому», но почувствовала, что не нужно было это говорить, а что еще сказать — не знала. Он уехал, а я вошла в дом.
* * *
В пятницу вечером Гари прислал мне записку, в которой сообщал, что нам разрешено посетить храм завтра вечером, от 9.30 до 10.30, и я с тем же посыльным отправила ему ответ, что жду его в 7.30, а обед будет в 8.
Настала суббота, и он явился минута в минуту, словно хотел замолить прошлые грехи. Он нанял велорикшу, поэтому, наверно, и поспел вовремя, но я усмотрела в этом еще и желание подчеркнуть разницу между его жизнью и моей. И эта разница стала как бы лейтмотивом всего вечера. Он нарочно старался меня отвадить. Я это точно знаю. Он опять закурил — дешевые индийские папиросы, не «бири», но очень вонючие и невкусные. Я попробовала одну, но тут же бросила и курила свои. Еще он привез пластинки, сказал, что это мне подарок. Я хотела сразу их проиграть, но он сказал: нет, это когда вернемся из храма, и посмотрел на часы. Было только без четверти восемь, но он сказал, что пора бы и за стол. Я спросила: «А еще стаканчик?» Он отказался, но выразил готовность подождать, пока я допью, хотя было видно, что ему и ждать неохота, и я сказала Раджу, чтобы он сказал повару, что можно подавать обед, и мы пошли в столовую. Там он стал ворчать, что вентилятор крутится слишком быстро. Я велела Раджу сбавить обороты. Стало очень жарко. Когда подали еду, он не взял вилку, а стал подбирать подливку кусками чаппати. Я последовала его примеру. Он крикнул Раджу: «Бой, воды», и я чуть не поперхнулась от смеха, потому что вспомнила, как мы с тобой обедали в Дели и за соседним столиком сидела богатая индийская семья и как меня поразило, до чего грубо отец семейства обращался к официанту — «Бой, того. Бой, сего». Но ты мне объяснила, что это точный перевод их сахибского «пани лао». Я решила, что Гари затеял какую-то игру, имитирует индийских буржуа, может быть, выпил дома? Пальцы и губы у нас были все перемазаны жиром. Раджу — он все подмечал, хотя ничего и не понял, — принес нам салфетки и миски с теплой водой, и мы умылись. Я так и ждала, что Гари сейчас срыгнет и потребует зубочистку. Имитация была по-своему превосходная. Обычно он улыбался Раджу, но тут, если не считать этих отрывочных приказаний, будто и не замечал его присутствия. И я ломала себе голову — кто у кого перенял эту манеру, индийцы у англичан или англичане у индийцев, а может, это повелось с тех времен, когда слуг нигде не считали за людей, а в Империи этот обычай поддерживают только белые сахибы и их жены да еще современные индийцы, желающие показать, что и они не хуже.