— Папа умер! — шептала она. — Папа умер.
Не скоро заметила она, что постель — очень жесткая, и она давно уже приноравливается, как поудобней лечь; что такой темноты она в жизни не видела; что на крыше, среди труб, жутко воет ветер, мало того — за стенами что-то шуршит, пищит, скребется. Она знала, что это, ей ведь сказала Бекки: мыши или крысы то ли дрались друг с другом, то ли играли. Раза два она даже услышала стук коготков по полу, и вспоминала потом, что присела, дрожа, на постели, а когда легла, укрыла голову простыней.
Жизнь ее переменилась не постепенно, а сразу.
— Пусть знает, что ее ждет, — говорила сестре мисс Минчин. — Пусть приучается.
Мариэтта ушла наутро. Проходя мимо бывшей своей гостиной, Сара заметила в приоткрытую дверь, что все уже не так. Украшения куда-то убрали, кровать стояла в углу, словом — это была обычная спальня.
Спустившись к завтраку, она обнаружила, что вместо нее с мисс Минчин сидит Лавиния.
— Итак, — холодно сказала начальница, — твои новые обязанности начнутся с того, что ты сядешь к маленькому столу, с младшими воспитанницами. Следи, чтобы они вели себя прилично и не переводили еду. Кстати, ты припоздала, Лотти уже пролила чай.
С этого началось; а потом, день ото дня, обязанностей становилось все больше. Она учила младших французскому, проверяла у них уроки, но это было легче всего. Оказалось, что ее можно использовать на все лады. В любое время, в любую погоду ее посылали за покупками. Кухарка горничная, подражая мисс Минчин, наслаждались, гоняя туда и сюда эту выскочку, с которой раньше столько носились. Служанки были отнюдь не первоклассные, грубые, склочные, а как удобно иметь под рукой козла отпущения!
Первые месяца два Сара еще надеялась, что ее старательность и безответность умягчат их. По гордости своей она хотела показать, что зарабатывает себе на жизнь, а не принимает милостыню. Но в конце концов она поняла, что никого не умягчила — чем больше она старается, тем больше злятся и требуют неряшливые горничные, тем охотнее винит ее кухарка.
Будь она постарше, мисс Минчин поручила бы ей старших учениц и сэкономила бы на учительнице; но вид у нее был еще детский, и ее использовали как девочку на побегушках. Мальчик, все-таки, не так честен и умен, а Саре не страшно поручить самые трудные дела. Она даже счета оплачивала — и при этом успевала вытереть пыль и хорошо прибрать в комнате.
Учится ей уже не приходилось. С ней не занимался никто и только после долгого, суматошного дня, набегавшись по чужим делам, она худо-бедно могла посидеть над книгами в пустом классе.