Молодой, белокурый секретарь влез в окошко так же бесшумно, как Рам Дасс, и еще заметил кончик Мельхиседекова хвоста.
— Это что, крыса? — тихо спросил он слугу. — Их тут много?
— Да, сахиб, — шепотом ответил тот.
— Фу! — не сдержался секретарь. — Как она их не боится?
Рам Дасс почтительно улыбнулся. Он слыл знатоком Сариных привычек, хотя говорил с ней один только раз.
— Она со всеми дружит, сахиб, — отвечал он. — Она не такая, как другие дети. Я ее часто вижу, она меня — нет. Я подхожу по ночам к окошку, смотрю, не случилось ли с ней чего. И от себя смотрю, незаметно. Она стоит на столе, глядит в небо, словно оно говорит с ней. Воробьи приходят на ее зов. Крысу она приручила. Бедная служаночка ходит к ней за утешением. И маленькая девочка тайно ходит, и еще одна, побольше, та ее просто обожает и готова слушать вечно. Все это я видел. Хозяйка, очень плохая женщина, обращается с ней как с парией, но она ведет себя так, словно она — царской крови!
— Ты много знаешь о ней, — сказал секретарь.
— Я слежу за ней все время, — ответил Рам Дасс. — Я знаю, когда она уходит и приходит, горюет и радуется, голодает и холодает. Знаю, когда она сидит до ночи, учится, и когда друзья приходят к ней, а она оживает, тихо смеется с ними — дети ведь бывают счастливы и в бедности. Я бы знал, если бы она захворала, и пришел бы ухаживать за ней.
— Ты уверен, что кроме нее сюда никто не придет, и сама она сейчас не вернется? — спросил секретарь. — Она бы нас испугалась, и замысел сахиба не удался бы.
Рам Дасс беззвучно подошел к двери, постоял и послушал.
— Сюда никто не ходит днем, — сказал он. — Она взяла корзинку, значит — ушла надолго. Если я буду стоять у двери, я услышу шаги еще до последнего пролета.
Секретарь вынул из кармана карандаш и записную книжку.
— Хорошо, — сказал он, — слушай. — И стал очень тихо обходить убогую комнату, время от времени что-то записывая.
Сперва он подошел к кровати, потрогал тюфяк и даже вскрикнул.
— Твердый, как камень, — сказал он. — Заменим, когда ее долго не будет. Сегодня ночью не получится.
Он поднял покрывало и ощупал подушку.
— Одеяло еле живое, простыни рваные, — определил он. — Как можно ребенку спать на такой постели, да еще в доме, который кичится своей респектабельностью! Камин не топили давно.
— Ни разу его не топили, — сказал Рам Дасс.
— Хозяйка не помнит, что кому-то кроме нее бывает холодно.
Секретарь быстро записал. Потом оторвал листок и положил в нагрудный карман.
— Странно мы действуем, — заметил он. — Кто это все придумал?
Рам Дасс почтительно и скромно улыбнулся.