— Конечно, — заверил я. — Обязательно.
Он ушел, оставив меня в крайнем смятении.
Куда подевалось мое здравомыслие? Почему я скрыл, что знаю, кто эта дама? Мне хотелось убедить себя, что для умолчания имеются самые резонные основания. Действительно, ведь за «а» я должен был сказать и «б» — выложить историю про убийство. Иначе исчезновение Бориса представало в весьма искаженном свете, как обычный случай супружеской неверности. В банке подбавили бы красок: куда-то канувшая любовница, ее заявление об увольнении — ау, милые беглецы, где вы загораете, на каком таком солнечном Черноморье? Поведать сейчас об убийстве?.. Я видел Бориса в ту жуткую пятницу — его отчаяние было подлинным. Но в изложении все, очевидно, потеряло бы достоверность и только запутало дело. Вспомнилась Сашина реакция. «А был ли мальчик, или мальчика не было?» Нет, пожалуй, я поступил правильно.
Однако ощущение, что я окончательно завяз в липком и грязном болоте, не оставляло меня. Я прошел в гостиную, опустился в кресло, где недавно сидел капитан, поразмышлял, покурил и набрал номер Саши.
— Черт возьми, — разразился он, — сказано же было! Где твое благоразумие? Самое время открыть карты. И не мешать людям делать свое дело.
Инцидент на дороге его поначалу озадачил: «Гм, глупо как-то…» — но потом последовал новый взрыв негодования:
— Я говорил тебе. Ну куда ты суешься? Не подоспей случайно столь неуважаемая тобой милиция, валялся бы сейчас на больничной койке. Этого, что, тебе мало?
— Мало, — огрызнулся я. — Терпеть не могу насилия. И уж теперь-то точно ни за что не отступлюсь.
— Хрен с тобой, — помолчав, примирительно буркнул Саша. — Помощь нужна?
— И даже очень. Мне надо разыскать некую Дарью Мартыновну Вайсман. Или кого-нибудь из ее родных.
— Это еще кто?
Я рассказал. Он задумался. Потом пробормотал:
— Любопытно, очень любопытно, — и тут же отрезвляюще заметил: — Но скорее всего, это уже совсем из другого кино. Борис-то как сюда монтируется?
— Не знаю.
— Ну, прямо-таки Сократ! Приятно иметь с тобой дело. И, конечно, никаких исходных данных?
— Никаких, — сокрушенно признал я. — Разве только что квартира, в которой проживала Тамара, ее собственность.
— Не густо, — фыркнул он. — Ладно, посмотрю, что можно сделать. А ты уж, пожалуйста, будь поосторожнее.
— Об этом ты уже говорил, — сказал я, и мы рассмеялись.
Наконец я выбрался из дому и занялся своей покалеченной «девяткой». Станция, которой я пользовался в последние годы, располагалась недалеко от Кольцевой. Ехать было всего ничего, но в дождевых лужах машина успела изрядно замызгаться. Я загнал ее на мойку и разыскал мастера. Это был маленький, довольно толстый армянин с поразительно белой кожей. Он отогнул в сторону замасленную ладонь и предложил для пожатия широкое запястье. В черных приветливых глазах светилась неуемная радость.