– Я проверю! – свирепо пообещал Гиря и отправился в свою каюту.
– И чего бы я так орал… два дня подряд, – прожевав, осуждающе глянул ему вслед Знат, прозванный так за то, что любил к месту и не к месту похвастаться происхождением. Зато во всём остальном был почти нормальным мужиком. Впрочем, как и все они.
Раздражённо хлопнув дверью каюты, Гиря бухнулся в открученное и притащенное с какого-то судна дорогое кожаное кресло и решительно налил в вычурный позолоченный кубок сердитого пойла, известного под громким названием «Гномий ром». Гномы остались в этом мире лишь в сказках, как, впрочем, и многие другие расы, и как именно они изготовляли ром, точно теперь не знал никто. Наверное, потому-то в приморских городках и посёлках каждый хозяин таверны, кабака или харчевни уверял, будто именно он знает истинный рецепт.
Нет, обычно, выходя в море, Гиря не пил, да и матросам настрого запрещал. И вовсе не потому, что у него были жёсткие принципы, их у него вообще не было, кроме осмотрительного правила никого не убивать и не захватывать чужих кораблей.
И то отнюдь не по доброте. Просто слишком разнились наказания для просто отбирающих немного добра у тех, кто послабее, и для тех, кто осмелился покуситься на чужую жизнь. Разумеется, это не касалось погибших в бою. Ну, так они сами лезли на пиратские копья и клинки. А Гиря даже женщин на захваченных торговых барках никогда не разрешал насиловать, по той же банальной причине. Чтобы избежать их горячих объятий, путешественницы сами с удовольствием отдавали все драгоценности и деньги, да и их спутники были готовы выкупить честь подружек и жён за любые деньги.
И никаких претензий в этом случае выставить не могли, сами ведь отдавали.
С чужими кораблями было ещё проще, редко какой серьёзный судовладелец не ставил на свой корабль тайную магическую метку, с помощью которой всегда можно было доказать, чьё на самом деле это судно.
А вот с выпивкой у Гири была закавыка, вернее, очень гадкая врождённая черта, совершенно неподходящая настоящему пирату и потому тщательно Гирей скрываемая. От посторонних, разумеется. Все свои отлично знали: стоит Гире выпить пару кубков чего покрепче, как пробуждается в нём слезливая доброта. И готовность всё отдать совершенно незнакомым людям. Однако проснувшись поутру и обнаружив, что с вечера в порыве проклятой щедрости снял с себя любимую рубашку, Гиря становился злее морского льва, защищающего свой гарем. И отбирал у облагодетельствованных приятелей втрое больше, чем подарил.
Но в тех случаях, когда вернуть не мог, по вполне понятной причине, то ругался и плевался дня три подряд. Как, например, сегодня. Вот зачем он, скажите на милость, согласился выпить с Ухом, капитаном «Мурены», за успешно проведённый захват торгового карбаса? Да потому как был совершенно уверен, дарить ему нечего, раз они находятся на этой самой «Мурене» для раздела награбленного.