– Тише, Годфри! Вы пытаетесь убедить меня в том, о чем раньше я никогда не думала. Вы искушаете меня новой надеждой, когда все другие мои надежды рухнули. Опять повторяю вам: я так сейчас несчастна, я дошла до такого отчаяния, что, если вы скажете еще хоть слово, я, пожалуй, решусь выйти за вас на этих условиях. Воспользуйтесь этим предостережением и уйдите!
– Я не встану с колен, пока вы не скажете «да»!
– Если я скажу «да», вы раскаетесь, и я раскаюсь, когда будет слишком поздно.
– Оба будем благословлять тот день, дорогая, когда я настоял, а вы уступили!
– Действительно ли вы так уверены, как это говорите?
– Судите сами. Я говорю на основании того, что видел в своей собственной семье. Скажите мне, что вы думаете о нашем фризинголлском семействе? Разве отец мой и мать живут несчастливо между собой?
– Напротив, насколько могу судить.
– А ведь когда моя мать была девушкой, Рэчел, – это не тайна в нашем семействе, – она любила, как любите вы, она отдала свое сердцу человеку, который был недостоин ее. Она вышла за моего отца, уважая его, восхищаясь им, но не более. Результат вы видите собственными глазами. Неужели в этом нет поощрения для вас и для меня?
– Вы не станете торопить меня, Годфри?
– Вы сами назначите время.
– Вы не станете требовать от меня более того, что будет в моих силах?
– Ангел мой, я только прошу вас себя самое вручить мне!
– Вручаю вам себя.
Этими словами она приняла его предложение.
Он впал в новый порыв – порыв нечестивого восторга на этот раз. Он привлекал ее все ближе и ближе к себе, так что лицо его уже касалось ее лица, и тогда… Нет, я, право, не могу решиться описывать дальше этот неприличный поступок! Позвольте мне только сказать, что я собиралась закрыть глаза, прежде чем это случится, и опоздала только на одну секунду. Я рассчитывала, видите ли, что она будет сопротивляться. Она покорилась. Для всякой благомыслящей особы моего пола целые томы не могли бы сказать ничего более.
Даже моя невинность в подобных вещах начала прозревать, к чему клонится настоящее свидание. Они до такой степени понимали теперь друг друга, что я ожидала, что они тотчас же пойдут рука об руку венчаться. Однако последующие слова мистера Годфри напомнили, что следовало исполнить еще одну пустую формальность. Он сел – на этот раз ему это не возбранялось – на диван возле нее.
– Могу я сказать вашей милой матери? – спросил он. – Или вы сделаете это сами?
Она отклонила и то и другое.
– Лучше пусть мама ничего не узнает об этом до тех пор, пока не поправится. Я хочу сохранить это в тайне, Годфри. Ступайте теперь и вернитесь вечером. Мы уже и так слишком засиделись здесь вдвоем.