«Капричос» – бунт души, несогласной с уродством и несправедливостью мира. Последствия болезни отразились не только на личности и здоровье художника. Раньше, в юности, он стремился прежде всего к успеху и процветанию. Теперь у него появилось все это; но физическое нездоровье парадоксально отвлекло его от эгоизма, от одних только собственных бед, развернуло лицом к несчастьям других людей, и не только испанцев – гораздо шире. Не забудем, что Гойя – выходец из народа. Он возмущен притеснениями бедняков, невежеством, порочностью владык, жадностью королевского двора, лицемерием и жестокостью духовенства. И он рисует мир, полный ужасов. Художник беспощадно разворачивает «зеркало» – свое изобразительное искусство – к обществу: смотрите, люди, это не порождения моей больной фантазии, это вы сами!
Искусствоведы любят повторять, что за внешностью каждого человека, изображенного Гойей на портретах, можно угадать черты животного. В «Капричос» уже ничего не надо угадывать – здесь все явно. Гойя с такой яростью нападает на людские пороки, что становится страшно. Если духовенство порочно, значит, мир заслуживает того, чтобы в нем существовали жестокие и беспощадные ведьмы. «Люди, не спите», – как бы возглашает художник.
В 1635 г. испанский драматург Педро Кальдерон де ла Барк написал пьесу «Жизнь есть сон». Считается, что одним из источников, вдохновивших автора, стала «Повесть о Варлааме и Иоасафе» – необычайно популярная в Европе и на Ближнем Востоке христианизированная версия жизнеописания Будды. Ее герои – знатные европейцы, хотя обстановка, как это было принято в классицизме, совершенно условна. Периодически персонажи засыпают, и, пока они спят, с ними случаются разные события; проснувшись, они оказываются в неожиданных местах и при негаданных обстоятельствах. Так они понимают, что все в их благополучной жизни может перемениться в любой момент, и становятся добрее, справедливее и благороднее, чем ранее.
Гойя, без сомнения, знал эту пьесу Кальдерона. Но, когда он называл одну из своих «Капричос» «Сон разума рождает чудовищ», он, конечно, спорил с Кальдероном. У испанского драматурга эпохи классицизма добро всегда побеждает зло; у Гойи, живущего на без малого два века позже, все наоборот. Закрывая глаза на жестокость и бездушие, мы усыпляем собственный разум. Но тогда не стоит задаваться вопросами, откуда в нашей жизни столько ужасного, ведь мы сами открыли ему дорогу.
Бодлер писал: «Гойя часто нисходит до грубого комизма и поднимается до комизма абсолютного; но общий аспект, под которым он видит вещи, в основном фантастичен, или, вернее, взгляд, который он бросает на вещи, способствует переводу всего в мир фантастики… Большая заслуга Гойи заключается в правдоподобии созданного им чудовищного мира. Его чудовища родились жизнеподобными, гармоничными. Никто не посмел дальше, чем он, пойти по пути возможного абсурда. Все эти искривленные фигуры, эти зверские лица, эти дьявольские гримасы пронизаны