— Я — царская дочь и жена царя, однако я — не та, за кого себя выдаю, я — царевна, но я — не я.
Император не знал, что ему делать с девушкой. Он подумал, что она потеряла рассудок.
— Госпожа, — сказал он, — придите в себя. Я помогу вам, насколько это в моей власти.
— Господин, — ответила она, — нет ничего удивительного в том, что вы смотрите на меня как на безумную. Мои слова могут показаться вам лишенными смысла, но вы извините меня и поймете, когда узнаете о моих несчастьях, которые я поведаю вам в благодарность за ваше участие.
ИСТОРИЯ МОЛОДОГО ЦАРЯ ТИБЕТА И ЦАРЕВНЫ НАЙМАНОВ
Я — единственная дочь царя найманов. Когда он умер, то с общего согласия моих подданных меня провозгласили царицей, хотя мне было всего четыре года. До моего совершеннолетия управление находилось в руках везира Али ибн Хайтана, который был женат на моей кормилице. Он обучал меня искусству управления страной, и, когда я почти овладела им, судьба, которая жалует венцы и отбирает их по своему усмотрению, сбросила меня с трона на самое дно жизни. Дело в том, что мой дядя с отцовской стороны, царевич Муваффак, которого все считали убитым в сражении с моголами, явился в страну найманов. Некоторые из вельмож, ранее стоявшие на моей стороне, поддержали его притязания и подняли мятеж. Весь мой народ поддался соблазну и провозгласил Муваффака царем.
Взойдя на престол, Муваффак решил первым делом схватить меня и убить. Но везир Али и его жена сумели увезти меня. Тайными тропами они вывели меня из Албазина к границам царства Тибет. Мы поселились в столице, где везир выдал себя за индийского художника. Меня же считали его дочерью. Он был большим мастером в искусстве рисования, которому выучился в юности, и скоро добился успеха. Несмотря на то что у нас были с собой драгоценности и мы могли окружить себя роскошью, мы довольствовались более скромной жизнью, как если бы у нас были только те деньги, которые зарабатывал Али. Мы боялись попасться на глаза соглядатаям Муваффака и вновь подвергнуться преследованию.
Так мы прожили два года. Понемногу я забывала свое былое величие и привыкала к безвестности. Я стала смотреть на себя как на дочь простого человека, а если иногда и вспоминала о том высоком положении, которое некогда занимала, то это было как воспоминание о грузе, который спал с меня. Я простила своей судьбе то, что она освободила меня от забот, неизменно сопутствующих государственной власти, и наслаждалась покоем. Если бы небо пожелало, чтобы все оставшиеся дни я провела в подобной счастливой безмятежности! Но мой удел был не таков. Приговор судьбы неотвратим, и столь же бессмысленно стараться избежать его, сколь и невозможно его предугадать.