Я не верю, что всё это было со мной, я не верю, что этого со мной не было. Я только знаю, что каждую секунду теряю обрывки прожитых дней, встреч, изжитых мыслей. Чёрная дыра моих воспоминаний жадно пожирает их детали и смыслы, выплевывая в тарелку памяти обглоданный скелет обессмысленных фактов. Я был счастлив, я был в отчаянии. Но всё прошло, и теперь уже неважно, улыбался ли я в свой первый день рождения, обжигался ли я воском, когда смотрел на догорающие свечи, какого цвета были глаза у моей первой девушки, как называлась песня, под которую мы танцевали, и что было написано на том вожделенном листе бумаги, который я яростно поджигал неверной, готовой потухнуть спичкой. Всё неважно – всё прошло.
Важна только эта, стынущая на сквозняке времени жалкая секундочка, когда я чиркнул спичкой и поджег очередную сигарету, а проезжающая мимо машина забрызгала жидкой грязью мои бежевые джинсы. Можно было бы подождать секунды менее жалкой, но сколько для этого придется сжечь спичек и сколько раз поймать брызги из-под колес? Я не вел счета секундам, потому что это было гораздо сложнее, чем считать число шагов от дома до школы. Я выбросил сигарету, и на неё тут же наступила чья-то торопливая нога. Я выбросил себя из головы и зашагал прочь.
Страница 78
Семнадцать тридцать и Ничто
На улице темнело. Я не знал, куда направиться, и поэтому бессмысленно шёл по обочине проезжей части. Дорога сужалась, фонари гасли на моем пути всё чаще, машины обгоняли меня всё реже, – как всегда, я инстинктивно нашел ту часть города, где почти не обитают люди.
– Сколько времени?
Этот вопрос прозвучал, как приговор, в тишине безлюдного, почти не освещенного переулка, куда я забрел, бесцельно блуждая по окраине города. Вопрос задала странно одетая старушка с потускневшим от времени лицом и блестящими на нём глазами, словно только с них каждый день тщательно стирали пыль.
– Не знаю, – честно ответил я. Мои часы показывали 9:28 в любое время, а телефон почти всегда был выключен.
– У вас что, нет часов?
– Есть. – Ответил я вновь честно, хотя мне ничего не стоило соврать, чтобы поскорее пойти своей дорогой. Но я не знал, куда ведет мой безлюдный путь, не знал даже, что меня ждет в конце этого переулка, к чему было торопиться?
– Тогда скажите, сколько времени.– Оглушила тишину спокойная, но настойчивая просьба.
– На моих часах время остановилось.– Тихо объяснил я. Я боялся говорить громко в этом безмолвии, которое окружало нас, высвечивая единственным горящим фонарем двух случайных собеседников, словно совершающих своими голосами преступление против тишины.