Пока я рассказывал, она варила мне кофе. Мне понравилось это, хотя я и не просил её ни о чём. Однажды я уже пил у неё кофе и тогда попросил положить в кружку две ложки сахара. Я ждал, когда она откроет сахарницу, словно важнейшей вехи своей жизни. Несколько секунд мне казалось, что так оно и было. Но Алла не положила в мой кофе двух ложек сахара.
– Тебе нужен сахар?
Этот вопрос был первым подтверждением того, что я придумал Аллу. В голове промелькнула абсурдная мысль, не желающая внимать рассудку: «Она делает вид, что не помнит». Я сказал, что пью кофе без сахара, но это не вызвало у неё и тени удивления. Я по привычке педантично изучал ничтожные мелочи. Ну, что может значить сахар? Я придал значение даже чайной ложке. Идиот.
Я продолжал свой рассказ. Я рассказал ей про девушку с часами, про своё остановившееся и вновь пошедшее время, я рассказал про памятники, про пустой морской горизонт, про девушку с татуировкой, про то, как никто не встречал меня на вокзалах, про слова, которые не смог сказать, про преодоленный страх, про мёртвое море, про безымянные места. И наконец, я произнес самое главное.
– Я нашёл для нас чертополоховое поле.
Мои слова вдребезги разбили минутную тишину, и вместе с ней все иллюзии, что я так трепетно оберегал и лелеял. Я не знал, что иллюзии настолько ненадежны, не знал, что вся моя жизнь настолько иллюзия. Я не знал.
– Для нас? – Полный искреннего недоумения голос и чуть приподнятая левая бровь, карим изгибом лежащая на белой коже.
Я больше не мог сомневаться. Она не слышит меня. Мы сидим на холодных табуретах, между нами белесый с серыми разводами стол и она меня вовсе не слышит.
– Да. – Произнес я, мысленно запрыгивая в поезд дальнего следования.
– Я ничего не понимаю. Альберт? – Вопросительный взгляд незабвенных глаз.
Моим первым желанием было вновь убежать, и теперь уже навсегда. Моим вторым желанием было навсегда остаться.
Сомнения рассеялись. Всё происходящее – всего лишь выдумка, хоть и самая главная в моей жизни. Я всё про нас придумал. Наши разговоры, наше многозначительное молчание, все наши слова, каждое из которых было бесценно, вплоть до предлогов и частиц. Я придумал её незабвенные глаза и её волосы, придумал, как они рассыпались по моим ногам, придумал её мягкие ладони. Придумал наши общие сны. Быть может, именно во сне я гладил её по волосам, держал её за руку, целовал её в лоб.
Я сам наполнил всё смыслом, который знаком только мне, смысл в каждом прикосновении её тёплых ладоней к моей коже, в каждом слове, промелькнувшем в разговоре, в каждом постукивании пальцев по столу, в каждом взгляде. Я придал смысл всему сказанному и придумал за нас всё несказанное. Это только моя выдумка. Выдумка, которая исчезнет, стоит мне только пробудиться ото сна, который я нарисовал акварелью воображения на внутренней стороне закрытых век.