Дома я снял с себя пальто, вскипятил электрический чайник, щелкнул выключателем, чайные листья закружились в кипятке, когда я наполнил кружку. Сахар стеклянной пылью лежал на дне. Смутные порывы вырывались из подсознания и становились осознанными намерениями. Сейчас я перестану помешивать сахар в кружке, и по мере того, как чай будет становиться сладким, растает последнее слово из ненаписанного письма, всё, что осталось от меня. От человека по имени Альберт. Иллюзии оставили мне лишь привкус жизни.
Но скоро я вспомню, как жить. Я вспомню свое старое имя. Куплю себе настенные часы и будильник, чтобы вовремя вставать по утрам. Повешу на стену календарь из трехсот шестидесяти пяти страниц, чтобы вырывать из него дни своими, по-прежнему холодными, руками. Я схожу к врачу и спрошу, отчего мои руки так холодны. Наверное, плохое кровообращение, ответит врач, и я утешусь, как если бы по моим плечам вновь рассыпались волосы.
Я найду себе работу, где буду пропадать целыми днями, не видя закатов, но видя кружку с кофе, монитор компьютера и изредка – свои пальцы, когда они набирают номер телефона или тянутся к кофе. Зачем, в сущности, видеть закаты? Всё это только пустая сентиментальность. Я узнаю, что значит спать по ночам, не видя привычных кошмаров. Мама будет рада, когда я приеду к ней в гости и расскажу о том, что я наконец-то занялся делом.
Слова «пережил» и «выдумал» перестанут быть синонимами, никогда больше выдумка не станет жизнью. Я больше не спутаю сон и реальность, разделенные звенящей чертой будильника. Мой письменный стол незаметно запорошит рецептами и таблетками, в то время как дороги заметет первая вьюга. Наступит зима. Мои следы в чужих жизнях и далеких городах укроются под снегом, а весной растают и сольются с землей, чтобы никогда не прорасти наружу свежей травой.
Я постараюсь всё же ничего не забыть. Я не забуду теплый ветер, не забуду снежное небо, разлинованное проводами, не забуду грозу в заброшенном парке и поцелуй между пальцами во имя избавления от прошлого. Я не забуду шума приближающегося поезда и дыхания спящих пассажиров. Я не забуду письма, которые писал, не забуду, какие слова сбросил с моста, не забуду, зачем я убегал от собственной жизни. Я просто перестану придавать памяти ценность абсолюта. Я стерплю жизнь без самообмана, с тех пор, как иллюзии растаяли, это больше не кажется сложным. Уже сейчас я чувствую, как груз прожитого теряет тяжесть, спадая с моих плеч, на которых никогда не лежали Аллины руки. Я придумал про нас слишком много, чтобы это могло быть правдой. На самом деле у меня было только восемь дней, чтобы узнать её – и, впервые обняв её за плечи, я никогда не сделал этого во второй раз. Восьми дней, восьми прожитых встреч оказалось достаточно, чтобы построить на их фундаменте невесомые стены, убедив себя в том, что они крепче любого камня, живее любой жизни.