Мёртвое море памяти (Кузьмичёва) - страница 50

Страница 29

Дрожь снаружи и ожог внутри

Я соврал, что больше никогда не видел её и просто смирился с её смертью. Перед тем, как уехать я встретил ещё один раз свою Аллу, смерть которой так отчаянно придумал и принял, как горькое, но бесполезное лекарство от новых встреч. Я соврал себе, чтобы думать, что этой «ещё одной встречи» не было, – я всегда хотел развить в себе это чувство меры, глубокого жизненного вкуса – умение остановиться вовремя. Но я не остановился, и теперь я решил написать об этой встрече, потому что нужно быть честным, разделяя свою жизнь на страницы, потому что тогда появилось на свет моё молчание, которое с тех пор каждый день будет следовать за мной по пятам.

Спасаясь от вечерней меланхолии, я решил встретиться со старыми знакомыми и вдруг увидел среди них её. Потом я узнал, что Аллу пригласил мой приятель, с которым они раньше вместе учились. Я увидел её издалека. Мысль убежать и мысль подойти столкнулись друг с другом.

Так бывало всегда: во мне непрерывно сталкивались исключающие друг друга решения. Самое глупое, что я ничего не выбирал, – я только бездействовал, колеблясь между всеми возможными вариантами. Обстоятельства всегда приходили на помощь и делали выбор за меня: я называл это судьбой, чтобы не назвать бессилием.

Поэтому я остановился и беспомощно ждал, пока Алла не подошла ко мне сама. Когда она подошла, я подумал, что мне стоило убежать, чтобы не выдумывать её смерть заново.

Я взглянул ей в глаза и нашел прежнюю Аллу, на секунду мне показалось, что она никогда не умирала. Но мне нужно было поговорить с ней, чтобы убедиться в этом.

– Привет, – просто сказала она.

– Рад тебя видеть, – ответил я.

Я сел за стол. Она сидела рядом, так близко, что мы то и дело касались друг друга плечами. Она сидела рядом, но говорила со всеми, кроме меня. Я молчал. Молчание нахлынуло на меня, оно навалилось, как тяжелая волна из глубин моего Мёртвого моря, и я уже не мог произнести ни слова до тех пор, пока не остался один. Я не слушал, о чем говорили вокруг меня, и смотрел попеременно – на Аллу и в окно. Глаза её смотрели не на меня. На меня смотрела ночь из окна.

Я говорил с Аллой в мыслях. Я столько всего сказал внутри себя, я был полон словами, но не мог произнести вслух ни звука. Было холодно. Я грел свои окоченевшие пальцы о кружку горячего чая, разглядывая заварку и остатки сахара на дне. Я поймал себя на том, что отвел глаза, когда Алла взглянула на меня. Я боялся увидеть в её глазах непонимание, но увидел его. Вернее, так мне показалось. Я не знал, о чем говорить. Вокруг было так много людей и они имели так мало отношения к нам, что я не находил в голове ничего подходящего.