Теперь моя жизнь превратилась в круговорот незнакомых лиц. Я стою – упоенный суетой – и вокруг меня возвышается многолюдный, беспросветный вокзал моей жизни, откуда каждый всего лишь спешит на свой поезд. Люди доверяют мне свои тайны, но это так мало стоит, когда вся жизнь – лишь вокзал. Они не доверяют, нет – это неверное слово – они отдают мне свой груз, как если бы перед ними был бездонный ящик, колодец, куда можно выбросить всё, что придает жизни тяжесть. Бездонным ящиком способен быть даже глухонемой. Я никогда не преувеличивал своей роли. Я не хотел им помогать, я не был психологом, утешителем, советником, – я был наблюдателем и слушателем.
Чужие голоса смешались в моей голове. Я топил вечера в коробках красного вина, я каждый вечер заново планировал свою дальнейшую жизнь с непринужденной гениальностью великого стратега. А после засыпал крепким и тяжелым сном, чтобы проснуться ранним утром с пересохшим горлом и начать невоплощать свои планы в жизнь.
Страница 51
Смерть художника, нарисованная акварелью
Порой я думал, что все мои планы изначально были обречены на невоплощение. Мои мечты так часто не сбывались на моих глазах. Я помню, как, высунув голову в открытое окно автомобиля, ехал с родителями на фестиваль воздушных шаров. Мне говорили, что я тоже смогу полетать, и всю дорогу я грезил наяву предвкушением полета, ветер трепал мои волосы и я чувствовал себя навеки свободным от любых запретов, канонов, условностей. Но в воздушном шаре не нашлось для меня места. Пустите, пустите же меня, – плакал я. Но мне отвечали, что мест больше нет, что безопасность превыше всего. И я бежал по полю и, подняв глаза к небу, сквозь слезы разочарования смотрел, как высоко взлетает моя мечта. Взлетает без меня, сбываясь у кого-то другого.
С раннего детства я начал терять себя по осколкам. Всё началось с зеркала. Я смотрел в зеркало каждое утро. Я хотел напоминать себе самого себя, но тот, кого я видел в зеркале, был вовсе не схож со мной. Я слишком долго этого не осознавал, и всё-таки каждый день искал подвоха, изнанку видимости, которую не мог ни угадать, ни подсмотреть. Я искал подвоха до тех пор, пока не понял, что это вовсе не я.
Однажды, выходя из ванной, я неосторожно задел край зеркала плечом, и оно с мелодичным звоном рассыпалось осколками по кафелю. Искривленная геометрия осколков отражала меня многократно, изображая случайно выхваченными из цельного образа частями. Когда я нагнулся, то увидел свое лицо в каждом осколке. Разбитое зеркало намного точнее отражало мою суть. Оно было честнее.