Чекалин все ждал, когда прапорщик о Михеиче, водителе своем, заговорит: для чего тот вниз спускался. Вмятины-то, следы около такси от двух ведь пар армейских сапог остались, от двух! Притом разных размеров!.. Ну, а если не Михеич оставил следы — значит, кто-то еще побывал около машины; новое тогда, первостепенной при том важности, обстоятельство… Да, хочешь не хочешь, а придется прервать прапорщика, уточнить эту деталь.
— Одну минуточку, Ильин. Вы один спустились вниз или вместе с водителем?
— Один. Не хотелось «газик» без пригляда оставлять. Да и для страховки — мало ли что! — ему лучше было наверху остаться. Верно?
— Все верно, Ильин. Но я вот почему задал свой вопрос. Внизу, около такси, отчетливо видны отпечатки двух пар солдатских сапог. Одни — огромные, вероятно, ваши, примерно сорок пятый размер. Другие — сорок первый — сорок второй размер. Вот я и подумал — не его ли, не Михеича ли вашего, сапоги?
— Конечно, его! — сказал неожиданно прапорщик. — Чьи же еще!
— Но ведь вы сказали…
— Так вы ж спросили — один я спускался или вместе с ним. Спускался я один, а он в это время наверху был. А потом, когда мы с тем парнем наверх поднялись, я послал туда Михеича…
Чекалин был недоволен собой. Вот что значит неточно поставить вопрос! Если бы по-человечески спросил: спускался ли и водитель к такси? — не пришлось бы меж трех сосен блуждать. Что досаднее всего — могло и так ведь получиться, что вообще уплыла бы столь необходимая информация…
— Зачем? — спросил Чекалин. — Михеича послали зачем?
Парень этот сказал, что перчатки в машине оставил. Я поостерегся его от себя отпускать, вдруг, подумал, бежать вздумает. Вот и послал Михеича.
— Он нашел перчатки?
— Да. На сиденье водителя, сказал, лежали.
— Простите, я перебил, — сказал Чекалин. — Значит, привезли вы парня на пост ГАИ… Кстати, по дороге он говорил что-нибудь?
— Нет. Да там и ехать было — всего ничего, метров пятьсот. Хотя нет, вспомнил: попросил закурить.
Я-то некурящий, а Михеич удружил ему. Спички у парня свои были…
— А что Михеич курит — сигареты, папиросы?
— Без понятия. По-моему, сигареты. Сейчас, по-моему, все сигареты курят, — нет?
— Пост ГАИ, — сказал Чекалин. — Как там было все? Кто дежурил?
— Старшина дежурил. Тот, что в коридоре сейчас сидит. Силков фамилия, давно знаем друг друга. Вот, говорю, Силков, авария у тебя под носом, такси под откосом; смешно так получилось, стихами вроде. Он показал на парня, спрашивает: а это кто, водитель? Нет, отвечаю, назвался пассажиром. Ладно, говорит, разберемся, подожди, не видишь, занят? Там, в стекляшке у него, правда, какой-то мужчина был, нарушитель, я так понимаю. Силков ему что-то насчет соблюдения правил втолковывал, все просечку сделать грозился. Послушал я с минуту — надоела мне эта самодеятельность. Мне водителя рядового Михеева к завтраку, понимаешь, доставить надо, а он, Силков, ерундой тут занимается, начальника из себя корчит! Наклонился к нему, говорю на ухо: обрати, Силков, внимание — пассажир «под банкой», водитель, говорит, дружок его, тоже, поди, пьян, выясни, что к чему, задержи парня. А Силков отвечает: не пассажира наказывать надо, а водителя. В таксопарк, говоришь, пошел? Никуда не денется, вернется! Тут я его и прижучу! И к парню: как фамилия шофера, дружка твоего? Силантьев, отвечает. Ну, добро, говорит Силков, некогда мне сейчас с тобой вожжаться, поважнее дела есть, мотай-ка ты отсюда подобру- поздорову!.. Парень повернулся и, знай себе, пошел. Прямо к троллейбусной остановке.