Вообще нет еще того жадного интереса к этим вещам, который, может быть, окажется очень сходным с Sturm und Drang’oM тех старых религиозных движений; церковь не вмешивается еще в сферы заботы о здоровье;
учение о теле и о диете не входит еще в обязательный круг преподавания высших и низших школ; нет еще таких обществ, члены которых ставили бы своей программой не прибегать к помощи судов, к наказаниям и мести тем, кто причинил им зло.
Против плохой диеты. О! что за обеды едят теперь люди в гостиницах и всюду в тех местах, где живут состоятельные классы общества! Даже когда сходятся высокоуважаемые ученые люди, соблюдается тот же самый принцип, как и за их собственным столом, как и за столом любого банкира, т. е. «больше, возможно больше» и «разнообразнее». Из этого следует, что при приготовлении себе пищи бьют на эффект, а не обращают внимания на пользу; тут возбуждающие напитки должны помогать – облегчать тяжесть желудка и мозга. О! какая пустота и тяжесть должны быть общим следствием! Какими искусствами и книгами можно будет заниматься после такого стола! И наконец, – чтобы сказать что-нибудь приятное, а не только одно отвратительное – такие люди вовсе не кутилы. Что же такое эти обеды? Они играют роль представительства. Чего? Сословия? – Нет, денег! Сословий больше нет! Есть только «индивидуум!» Но деньги – власть, слава, честь, ранг, влияние; они создают теперь моральные предрассудки для человека. Никто не захочет положить деньги под тарелку или положить их прямо на стол, следовательно, деньги должны иметь представителя, которого можно было бы поставить на стол: смотри – вот наш обед!
Золото. Чем объяснить это страшное нетерпение, которое делает теперь человека преступником? Один обвешивает; другой поджигает дом, потому что он застраховал его хорошо; третий делает фальшивые деньги; три четверти общества лгут и жертвуют своей совестью в пользу кошелька и спекуляции! Что заставляет их всех делать это? Не необходимость же! Многим живется вовсе недурно и, может, они едят и пьют без забот! Страшное нетерпение, что медленно накапливаются деньги и такая же страшная страсть и любовь к накоплению денег терзают их день и ночь и гонят их все вперед и вперед. В этом нетерпении и в этой страсти снова проявляется тот фанатизм желания власти, который прежде проявлялся в вере, в желании обладать правдой, и который носил такое красивое имя, что могли и отваживались быть бесчеловечными и обладать в то же время чистой совестью (жечь евреев, идолопоклонников, хорошие книги и с корнем уничтожать высокую культуру, как, например, поступили с перуанской и мексиканской культурами). Средства изменились, но вулкан продолжает клокотать: нетерпение и страстная любовь требуют себе жертв, и то, что прежде делалось «ради Бога», теперь делают «ради денег», т. е. ради того, что дает теперь чувство власти и чистую совесть.