Когда последний разведчик вышел на берег, я поспешил за ним. Мне не терпелось поскорее начать действовать. На какую-то секунду я забыл об осторожности, оперся локтем — лед хрустнул, и студеная вода обожгла тело. Я кинулся на край пролома. Лед обломился, и я окунулся с головой. Вынырнул и опять бросился на лед, он вновь сломался, и намокшая одежда потянула меня на дно. Я едва успел схватиться за конец ремня, который бросили разведчики. Кое-как выбрался на берег. Озноб колотил меня, будто било током. Парни быстро сняли — один рубашку, другой гимнастерку, третий портянки. Я переоделся, но согреться не мог.
— Спиртику бы вам, — сказал Макагонов.
— Где ж его взять! — отозвался Пролеткин. — Давай, хлопцы, садись вокруг лейтенанта, погреем его.
Меня облепили со всех сторон, расстегнули телогрейки, прижались горячими телами. Неунывающий Саша Пролеткин и тут не удержался от шутки:
— В общем, с легким паром, товарищ лейтенант!
Я ругал себя за оплошность, было стыдно перед разведчиками. Так хорошо все началось! Что же будет дальше? У меня нет одежды, нет валенок, нет автомата — он на дне речки. Я теперь обуза для группы. Мне наперебой предлагали телогрейки, гимнастерки, валенки. Но я отказался. Почему другой должен мерзнуть из-за того, что я растяпа?
Злость охватила меня. Я высвободился из круга. Не сидеть же так всю ночь! Поплотнее намотал портянки на ноги, обвязал их сигнальным шпагатом. Надел на себя два запасных маскировочных костюма. В сухой одежде стало теплее.
Деревня Симаки чернела в низине одной длинной улицей. Избы, деревья, заборы — все слилось.
Мы зашли со стороны огородов. Вдоль плетня прокрались к сарайчику, от него — к дому, от дома — к дощатому забору. Была глубокая ночь. По улице никто не ходил. Я смотрел в щель между досок и старался разобраться, что поблизости: нет ли часовых, спят ли в соседних домах? Если начнется возня, когда мы набросимся на проходящего, кто и с какой стороны может ее услышать и прийти на помощь?
В ближнем доме стояла тишина, света в окнах не было. На всякий случай я приказал одному разведчику подпереть дверь бревнышком, лежавшим у дома. На противоположной стороне улицы хатенка под соломенной крышей — в ней едва ли расположились гитлеровцы, уж больно она убога. Обстановка как будто благоприятная. Только бы пошел «чин» покрупнее. Решили: будем пока ждать на улице — в дом идти опасно, такой прием бесшумно проходит редко. Шуметь нам ни в коем случае нельзя, сзади единственная лазейка — речка, по которой отход возможен только без преследования, спокойный, расчетливый. Я уже испытал, к чему приводит малейшая неосторожность.