Через три дня я почувствовал себя сносно. Правда, ещё болела голова и шелушилась кожа на руках. Я приказал Риттеру собираться в путь. Он с недоумением посмотрел на меня.
— Вы не хотите ещё несколько дней отдохнуть?
— Нет. Собирайтесь.
Дорога ухудшилась. Я был слишком слаб, чтобы тащить сани, поэтому Риттер один впрягся в лямки, а я подталкивал нарты сзади. Плохо, что нарты не приспособлены к глубокому снегу. У них узкие полозья, и у торосов они проваливаются по самый передок в глубокий рыхлый снег. В день мы проходим не больше трёх-четырёх километров. Тому, кто идёт впереди, тяжелее. К вечеру Риттер едва передвигает ноги.
Риттер, безучастный ко всему, сидит у саней. Глаза его закрыты. Он даже не снял лямки. У меня тоже нет сил развести огонь. Открываю банку консервов. Но Риттер так устал, что не может есть.
— Оставьте, — бормочет он, не открывая глаз. — Не хочу… Ничего не хочу…
Но я не могу оставить лейтенанта в покое. Он совсем ослабнет, завтра предстоит такой же трудный день. Я вкладываю в его руки комок замёрзшего мяса и галету. Риттер машинально откусывает кусок галеты. Медленно жуёт. Тяжело приподымает веки. Смотрит на меня отсутствующими воспалёнными глазами.
— Откуда, — бормочет он. — Откуда вы? Кто вы такой?.. Непостижимо…
Он говорит ещё что-то по-немецки.
— Ешьте, — устало говорю я. — И ложитесь спать…
Риттер подымает голову.
— Ненавижу, — шепчет Риттер. — Не думай… Убью… Всё равно убью при первом…
— Заткнитесь, Риттер, — говорю я. — Я хочу спать.
Лейтенант затихает.
— Я презираю себя. Почему ты не убил меня? Почему? Зачем я тебе нужен?
Лейтенант пытается встать, но ноги не слушаются. Снова валится в снег.
Я кидаю ему одеяла. Слышу, как он возится, устраиваясь на ночлег. Я знаю, как он будет спать: на правом боку, подтянув колени к самому подбородку. Спит как мёртвый, ни разу не повернувшись за ночь. Во сне тяжело дышит, иногда хрипло кашляет.
Я знаю каждый его шаг, каждое движение, каждый вздох. Я знаю о нём очень много и очень мало.
Странная судьба свела нас вместе. Кругом тысячекилометровый простор, а мы боремся насмерть за право быть первым на узенькой тропе.