Тахир сам «отработал» трое суток на площади Брежнева, у Дома правительства, ловил, вязал и избивал, иногда сам защищался от нападений, иногда спасался. Студенты из Казгуграда (студенческого городка в верховьях Алма-Аты, чье население на девяносто процентов состояло из аульской неграмотной бедноты, ненавидевшей и сам город, и власти; и пришлось уже Тахиру вникать: сами они, восставшие, были выходцами с нищего севера, племена так называемого Младшего Жуза, веками воевавшего с южным, оседлым и богатым Старшим Жузом) действительно шли под крики об оскорбленном национальном чувстве — как же, русского Колбина вместо татарина Кунаева поставили, но их ярость, бешенство, жажда крови не имели никаких видимых объяснений. Тахиру разъясняли «умные люди», что Кунаев был ставленником южан и северяне требовали прихода своего, — а им был молодой, свежеиспеченный Председатель Совета Министров Назарбаев. В результате через пару лет идиотского маскарада с Колбиным он и пришел к власти. Но уже все в столице увидели кровь, видели, как раздирали, топтали, давили и жгли славян. Казахи запомнили, как на площади войска (советские русские войска) избивали и бросали мертвыми в штабеля на грузовиках их детей, — и забыть это, особенно в смутное, злобное, яростное время, было бы невозможным усилием. Уже не вытравить.
…Им тогда пришлось остановиться в гостинице. Его мать не пустила Марину на порог, отказалась взглянуть на ребенка, — и Тахир, сам же вознегодовав, наорал и замахнулся на жену, когда попыталась словами (ругательными) излить обиду на его мать. А с утра мимо гостиницы шли эти толпы, орали, пара милиционеров, избитых, в лужах крови валялись у входа в гостиницу. И все ждали, что юнцы ворвутся сюда. И было очень холодно в то утро, — плакал месячный Тимурка, а Марина не могла этого заметить, сама ревела и кричала. У нее пропало молоко.
Он запрещал, а она улизнула, вечером побежала куда-то. Он за ней. Оказалось — в госпиталь, подружки сообщили, что ее детдомовский приятель убит. Живой был тот Валерка, просто работал парикмахером в ателье на Тимирязева — как раз напротив КазГУ и комплекса общежитий. Днем ничего не понял, не удрал, вечером, после смены, на него навалилась толпа, бритвенными лезвиями исполосовала лицо и тело (выглядело страшно, хотя по сути, как вслух заметил Тахир, парню повезло — и глаза, и нос, и уши, и подвески мужские, все осталось торчать, лишь кое-что для прочности подшили). А парень, увидев Тахира, забился в корчах — шок был у него, решил, что азиаты пришли дорезать… Он сказал жене, что тот немного свихнулся, а Марина закричала: «Я ведь тоже боюсь! Я всех здесь боюсь! Кто из казахов нормальный? Кто не набросится? Ты знаешь?..»